Необручница: На острове любви
Шрифт:
По комнате были расставлены и зажжены белые свечи — на столике и кое-где на полу. Балдахин кровати украсился тонкой гирляндой цветов, выращенных госпожой, и добавляющих свой аромат к тому, что растекался от плошки с зажженной травой. Я старательно рассматривала обстановку, обходя взглядом сира Бриса, который тоже делал вид, будто меня здесь нет. Лишь когда я скинула шлафор, ноздри его раздулись на мгновение — и как я это успела заметить? В низу живота собиралось по капле солнце — моя новая магия, магия нежности.
Этот обряд не был придуман адептами Создательницы. Он считался древним, оставшимся
Сначала госпожа продемонстрирует свою власть над мужем и право звать его, забирать от меня, не допускать ко мне, поскольку брачный договор продолжал действовать. Затем сир Брис должен будет покрыть её, подтверждая это право и соглашаясь с ним. И только потом сирра Амельдина «передаст» мне на временное владение мужа. Я должна буду возлечь на кровать, мне лицо накроют платком, символизируя чистоту помыслов супруга, который, находясь со мной, продолжит думать о любимой жене.
Потом госпожа даст совет мужу уважать меня и быть со мной нежным, как с ней, чтобы не оскорбить моё желание помочь магам. И меня тоже покроет сир Брис в присутствии жены, которая убедится, что я честно выполняю свой долг, а муж ведёт себя достойно женатого человека, вынужденного лишь пользоваться услугой наёмной жены, но не более.
Его жемчужные капли, которые он оставит во мне, заберёт госпожа, показывая, что его семя принадлежит ей, а я не желаю иметь от него детей. И только после этого мы чинно поклонимся друг другу и я удалюсь, а супруги останутся, наконец, наедине и попробуют сделать то, ради чего всё это затевалось — зачать ребёнка.
В последующие ночи всё будет по-другому. Господин будет уходить ко мне в комнату, там сбрасывать излишки, а когда почувствует, что его маг-силы стабилизировались — перейдёт к супруге…
План выглядел чётким и уверенным первые минут пятнадцать. Госпожа сняла с мужа рубашку, он помог обнажиться ей. Прежде чем она возлегла, супруги поцеловались, не так страстно, как тогда, в кабинете. Скорее по правилам ритуала. Дали друг другу обещание хранить верность. Закрепляя клятву, госпожа дала мне, стоявшей рядом, символическую безболезненную пощёчину:
— Ты слышала наши клятвы, Ана. Помни о них и не нарушай договор.
Получив пощёчину, я отступила и склонила голову. Теперь мне следовало увидеть, как сир Брис любит свою жену. И вот тут ритуал оказался под угрозой срыва. Сир Брис снял штаны, обнажая всё то, что неизбежно заставляло мои щёки пылать. Я заметила, что в его паху сегодня тоже были аккуратно сострижены волосы, как и у нас с госпожой, поработавшей для нас двоих сегодня цирюльником. Её приводила в порядок я.
Эдрихамы возлегли, совсем недолго целовались, затем господин устроился меж бёдер супруги и начал выполнять свой супружеский долг, старательно, не сбавляя темпа, вбивая свой как всегда готовый орган в чресла госпожи. Поначалу она постанывала, и даже раздалось несколько знакомых по тональности вскриков. Но время шло, господин не останавливался, и я невольно взглянула на часы.
Прошло ещё минут пять. На спине сира Бриса уже выступил пот, руки со вздувшимися венами начали заметно дрожать, удерживая его торс над женой. Стоны госпожи изменились. Я, столько раз слышавшая песню её страсти, поняла: у сира Бриса не получалось и чресла госпожи наверняка были осушены.
— Брис! — негромко и умоляюще простонала она.
Он отстранился, госпожа поменяла позу, прильнула к его паху, смачивая капризное орудие страсти, и снова легла рядом. Я находилась со стороны двери, смиренно сцепив руки и опустив голову. Моё дело было пока просто ждать. Господа легли на бок, сир Брис отвёл немного ногу госпожи и вошёл в неё, продолжив танец бёдер.
Тем временем я устала стоять неподвижно, метнула взгляд на часы — ещё прошло минут пятнадцать, а господину всё не удавалось выплеснуть первые излишки. Может, он так демонстрировал мне мою будущую непростую обязанность? Пока я пыталась вспомнить, говорила ли мне госпожа что-нибудь об этом (вдруг я просто-напросто прослушала), раздался её немного замученный голос:
— Брис, пожалуйста…
Я знала, что вчера между ними ничего не было, ибо госпожа надеялась, что напряжение мужа поможет быстро закончить обряд. И всё же не получалось. Было подозрение, что моё присутствие тому виной. Эти три дня сир Брис на меня не смотрел, а если и случалось зацепить взглядом, что-то в его лице вздрагивало. Как бы то ни было, на просьбы жены он не отвечал, будто бы обиженный тем, что его заставили проходить через всё это.
Госпожа провела пальцами по своему рту и потянулась пальцами к складкам, чтобы смочить их. Удовольствие превращалось в муки, которые обязательно завтра принесут свои последствия. Я не выдержала, взяла со столика госпожи флакон с маслом и подошла к кровати. На меня тут же метнулся мужской взгляд, и вдруг я догадалась: он меня стеснялся, а не презирал или испытывал брезгливость.
— Позвольте, госпожа и господин, — я набрала в руку масло.
Сирра Амельдина благодарно мне улыбнулась.
— Позволяю.
По правилам обряда я должна была спрашивать разрешения на прикосновения к господину до передачи его мне — во второй части обряда.
— Господин, разрешите, мне помочь вам? — стараясь не смотреть на него, повторила я.
— Позволяю, — получила хриплый ответ.
Мои пальцы коснулись складок госпожи и прошлись по ним, захватывая вошедший в них орган, в ту же секунду замерший, и я беспрепятственно смазала и его, скользнув к корневищу.
Сир Брис продолжил движение, из-за спины жены глядя на меня, оставшуюся и помогающую массирующими движениями обоим. Госпожа расслабилась, закрыла глаза, и её стоны доказали мне, что я всё сделала правильно. Одна-две минуты — и господин содрогнулся, выплёскивая жидкий огонь в супругу. Первая часть обряда, хвала древним, была окончена.
Госпожа подалась вперёд, освобождаясь от розового, наполняющего себя, обернулась к мужу, поцеловала его, утомлённого получасовым безостановочным действом, и потянулась ко мне. Это не было запланировано, и, скорее всего, сир Брис не знал о том, что наши отношения с госпожой так далеко зашли. Благодарность и не получившая желанного страсть госпожи требовала выхода.
Меня поцеловали, чувственно и даже слишком, вырывая тихий стон. Госпожа потянула вверх моё платье. Настала моя очередь.