Необручница: На острове любви
Шрифт:
— Как? Но… — пролепетала она, оглядываясь на управляющего, стоящего у двери со сложенными на животе руками, и на меня.
— Что тебя смущает, Йара? — откидываясь на спинку стула, проговорил сир Райан. — Здесь все свои. Дорман сам составлял договор, Ана в курсе сигнального слова, не так ли, Ана? Не заставляй меня ждать, Йара.
И она поднялась, подошла, продолжая думать, что господин шутит, но ей показали пальцем на стол и приказали лезть под него.
Моё лицо горело, а решимости приложить что-нибудь холодное, чтобы остудить, не хватало. Управляющий тоже таращил глаза, слава Основателям, значит, такая выходка господина была первой, но эта догадка не особенно утешила. Йара скрылась под столом, и сир Райан вернулся, как ни в чём не бывало, к пирогу, приглашая меня попробовать его.
Я уставилась на пирог, но вряд ли у меня хватило бы уверенности съесть хотя бы кусочек, ибо со стороны сидящего, приглушённые препятствием в виде стола и длинной скатерти, послышались однозначные причмокивающие звуки. Сир Райан, как ни в чём не бывало, ел пирог и запивал отваром, посматривая на меня и удивляясь тому, что у меня пропал аппетит:
— Ты совсем мало кушаешь, Ана. Может быть, моя кухарка плохо готовит?
Я неопределённо мотнула головой. Звуки под столом стали громче и гортанней, словно Йара там давилась большим размером. А почти незаметно раздувшиеся мужские ноздри и периодически рассеянный взгляд в мою сторону намекали: хозяину не безразлично происходящее под столом.
Дрожащей рукой я взяла кубок с отваром, глотнула его, смачивая пересохшее горло и отодвигаясь на стуле.
— Благодарю за ужин, — выбравшись из-за стола, сделав быстрый книксен, я вылетела из столовой, от звона в ушах не слыша слов сира Райана.
«Мерзавец… мерзавец!» — повторяла про себя, отмахиваясь от подошедшей с каким-то вопросом Тибо и прикладывая ладони к горящему лицу.
Чем ближе я была к выходу, тем быстрее шла. И лишь оказавшись на улице и почувствовав прохладу, коснувшуюся плеч, вспомнила, что оставила шаль в гостиной. Возвращаться, разумеется, не стала. Добежала до входа в нашу часть дворца, промчалась мимо удивлённого управляющего, и, забыв, что ключ от другой двери, некоторое время нервно пыталась попасть в свою комнату.
С большим трудом мне удалось немного успокоиться и удалить магическую печать. Оказавшись в комнате и заперев дверь на засов, я бросилась на кровать и разрыдалась. Такого унижения и разочарования я ещё не испытывала. По сравнению с насмешкой сира Райана оскорбления кухарки Эдрихамов выглядели как наивный детский лепет.
Глава 8, в которой играют упрямцы
Рыдала я недолго. От расстройства или нет — не знаю — вдруг запахи перебили желание пожалеть себя, несчастную. Я принюхалась к подушке, покрывалу, отвернула его и приблизила нос к постельному белью — меня раздражало всё.
Сир Брис приходил ко мне за день до отъезда, и с тех пор Леа не удосужилась поменять постельное. А ещё в моей комнате был непростительный беспорядок, учинённый подготовкой к званому ужину. И теперь убрать его вряд ли кто-то сможет, кроме меня. Вспомнилось, как я дома, находясь в расстроенных чувствах, принималась делать грязную работу, и меня это успокаивало, пусть и относительно.
Я вытерла мокрое лицо и прошлась по комнатам — спальне и уборной, она же купальня, чтобы составить список необходимых дел на завтра. Постельное — заменить, выстирать, вместе с платьем. Полы вымыть, коврики и меховые шкурки — вытряхнуть. Почистить камин и затопить. В моем кувшине в эту минуту даже на дне высохла вода, значит, наполнить его.
Не поленилась — опустилась на колени перед кроватью, пытаясь понять причину удушливого запаха рядом, и заглянула под неё. Если кто здесь и убирался — так это сквозняк, слегка сдувающий пыль на полу. Песок был просто заметён под ложе, причём это делалось давно, ещё в присутствие госпожи. Провела пальцем — и собрала пышный слой пыли с вкраплениями песка и паутины.
Ладно, сказала я себе, это тебе показалось, Ана. Овена и Леа — просто ленивые служанки, в этом всё дело. Упрямый инквизитор во мне потребовал сходить в соседние комнаты. Слой грязи там если и был, то почти незаметный. Значит, пренебрежение в мой адрес показывалось ещё во время присутствия госпожи.
Итого, что у меня было по списку претензий к жизни в этом доме? Еда, можно сказать, отравлена. Убираться в моей комнате никто не будет. И, самое жуткое, мне придётся самой (если только я не переманю на свою сторону, например, Иштвана) таскать воду для купания, либо тайком мыться в купальне для слуг.
Воду на господский этаж носили парни с подвального этажа, на котором имелась комната с двумя колодцами. Ручным насосом из одного, имевшего угольный фильтр, качали чистую питьевую воду. Из другого — воду более низкого качества, для купания и мытья полов. В купальню для слуг вода подавалась другим насосом и, хотя была немного мутноватая из-за попадающих океанических солей, но главное её достоинство было в доступности — налегать на рычаг, чтобы искупаться, необходимости не было.
Парни обычно приносили на одну лохань ведра четыре, а затем применяли заклинание умножения воды, ибо в лохань помещалось примерно вёдер десять, и оставлялось немного чистой воды для ополаскивания. Значит, в день мне придётся минимум два раза сходить на первый этаж, но… ни водных заклинаний я не знала, и, для начала, даже не владела бытовой магией. Придётся днём пользоваться водой очень экономно, а перед сном напрашиваться на купание у сира Бриса. Он точно не будет против. Сложновато мне будет изменять привычке, приобретённой благодаря госпоже, мыться дважды в день…
Много дней спустя тех событий, я пыталась понять: почему во мне сработало именно упрямство? Казалось бы, вот колокольчик для прислуги, вызови Лею и попроси. Или сходи, покажи смирение, объясни, мол, так получилось, не ты выбирала себе эту судьбу. Простят, скорее всего, поймут, ведь я своя…
Второй вариант заключался в противоположном действии — собрать всех слуг и отвесить пощёчину каждому, заставить управляющего озвучить права. Не исключено, для наглядности, уволить кого-нибудь одного. Люди уважают силу, у Йары же получилось…
Но я выбрала путь обиженного одиночки. Мать часто говорила, что я — самая обидчивая из всех детей, после моей младшей сестры, не разбирая причины моего молчания. А оно, как известно, — одна из форм протеста. Выходит, в моей натуре было взлелеяно молчание, самая доступная из форм сопротивления унижениям.
Спасибо сиру Райану, напомнил мне в очередной раз, кто я такая — случайная наёмная лумерка, чьей работой было раздвигать ноги и работать ртом. Сегодня я нужна, завтра — нет. А значит, не нужно забывать о своей природе, чтобы потом не было больно. Убраться в своей комнате, постирать и даже натаскать воду, труд меня не пугал да и, в общем, был только в радость. Главное — я буду чувствовать себя хозяйкой своей судьбы. Окажусь внезапно не нужна Эдрихамам, найдут подешевле лумерку, — мне останется накинуть на плечи плащ и сесть на судно, отплывающее в Лапеш.