Необручница: На острове любви
Шрифт:
И я смахнула эту мысль в сторону. Сир Риз был привлекателен, словно сошедший с иллюстрации в детской книге Основатель, и сила в нём чувствовалась особенная, яростная что ли. Уткнувшись ему в сюртук там, на побережье, я не смогла дать определение запаху, который почувствовала. Это должен был быть металл, как пахнут завитушки на спинке кровати или клинок. Госпожа учила: стихии всегда вызывают ассоциации с предметами, которыми эти предметы управляют. И только с менталистами сложно, они могут пахнуть как угодно, всегда по-разному.
Аура сира Бриса, например, источала аромат цветущего садика с одуряющим запахом роз. Чем больше успокаивался его огонь, тем спокойнее был аромат. Ну, а сир Райан… Его загадка не особо волновала, скорее заставляла возвращаться к себе из любопытства, с каким ребёнок познаёт мир, магический или обычный, — не важно.
Ещё по договору мне полагался один выходной — суббота, который я могла проводить, как угодно. Накапливать выходные запрещалось контрактом, но при желании сопровождать я могла. Пункт был понятен. Сир Брис работал по субботам до полудня, поэтому именно тогда дисбаланс его не должен был особенно беспокоить.
Но было в контракте то, что заставило мой рот открыться в изумлении. Сумма, о которой я до сих пор не имела понятия, — двадцать гольденов в месяц — вдруг оказалась изменена. Почерком господина Уриэна и с подписью сира Бриса было добавлено, что теперь мне причитается сто гольденов в месяц, а так же помощь семьи Эдрихамов в организации собственного дела, если я пожелаю вложить эту сумму во что-либо стоящее.
Моё питание, покупка необходимых вещей, включая одежду, обувь и траты на услуги лекаря в сумму не входили. Чтобы была понятна щедрость господ, поясню: ежемесячный доход моей семьи в лучшее время составлял около двенадцати гольденов, но все они уходили на бытовые нужды и только скопленные — на инструменты отца.
В конце контрактного года я должна буду получить тысячу сто гольденов! От этой суммы у меня забилось в страхе сердце. Мечтать о том, как бы я их потратила, я не торопилась. Семья, возможно, и ждала моего успешного возвращения с толстым кошельком, но… Стоило подумать об этом — испортилось настроение. Я глубоко подышала, прогоняя неприятные мысли и сосредотачиваясь на воспоминаниях о госпоже. Улыбка в ту же секунду непроизвольно растянула мне губы, и стало легче.
Сейчас изо всех пунктов договора меня радовали связанные с моей свободой. Никому в этом дворце, кроме сира Бриса и сирры Амели, я ничего не была должна. Я имела право свободно покидать дворец, если это не мешало моим обязанностям. А это значило, что прогулки к морю теперь могли стать ежедневными. Госпожа нуждалась в деревьях, а я — в том просторе, что заливал синью весь горизонт.
Заметив на часах время — пять вечера, — я убрала в конторку договор и письменные принадлежности. Пора было готовиться к ужину с сиром Ризом и его лумеркой. Для укладывания волос мне нужны были железные щипцы, которые можно было нагреть двумя способами — над камином, который сейчас выглядел безжизненным, и в горячей воде, вскипячённой артефактом.
Я отправилась в комнату госпожи, по дороге думая о том, что было бы неплохо позаимствовать у неё ножичек на тот случай, когда снова отправлюсь к океану за свежими устрицами. И очередное расстройство ждало меня — двери в комнату госпожи и гардеробную, где хранились теперь уже мои платья, оказались запертыми на ключ.
Выход был один, и, не теряя времени даром, я направилась к управляющему, по дороге вспоминая госпожу и случай с ключом.
Она потеряла его во время работы в саду. Хозяевам вообще не было необходимости закрывать комнату на лумерский замок, это делалось для прислуги, убирающей комнату. В остальных случаях маги запечатывали свои двери по-особому. Взмах руки — и от ладони отлетает почти невидимое мерцающее облачко-медуза, которое шлёпается на дверь и расплывается по нему небольшим пятном. Теперь в комнату никто не сможет войти или, если разрешено супругу, то тогда, по словам госпожи, она брала магию из родственного ресурса, полученного в результате брачного слияния. У госпожи был дополнительный очень слабый дар огня, а сир Брис мог усиливать рост растений, тоже немного.
Должно быть, в тот день ключ выпал из кармана, когда сирра Амели обрабатывала землю под кустами. Я облазила всё, перепачкавшись, но не нашла желаемого.
— Оставь его, Брис вечером найдёт, — позвала меня госпожа, а на мой вопрос, где мы будем находиться до вечера, имея в виду раннее время, она рассмеялась: — Я умею взламывать замки.
Конечно же, госпожа пошутила. Когда мы оказались перед дверью, изящные пальчики сложились в пучок, сделали движение, будто заставляли внутренний механизм замка повернуться — и раздались знакомые щелчки. Дверь была открыта. Мой изумлённый взгляд (О, я обожала, когда госпожа использовала магию!) снова стал причиной весёлого смеха.
— Только не говори слугам, что я так умею, — подмигнула она мне. — Ментальная магия может многое. В юности мы с сестрой таскали сладости из запертого шкафа нашей кухарки…
Госпожа, милая госпожа… Как мне вас не хватает!
По словам встретившейся Овены, господин Уриэн ушёл в харчевню до вечера:
— Опять жаловаться пришла? — прибавила служанка, презрительно осматривая меня с головы до ног.
Я спокойно ответила, что мне всего лишь нужны ключи в гардеробную и комнату хозяйки. Овена злорадно улыбнулась:
— Туда вход прислуге запрещён, даже компаньонкам, а на счёт тебя распоряжений не поступало.
Ох… Я мысленно вздохнула. Один из первых пунктов договора гласил: он касается только меня и Эдрихамов, никто без моего или разрешения господина не имеет права совать в него нос. Значит, управляющий лишь сделал внушение, но правды не открыл. Это было и хорошо, и плохо одновременно. Неизвестно, в каком случае ко мне относились бы с пониманием. Шуточки в адрес ушлых служанок, раздвигающих ноги по первому требования господина, я уже слышала.
Что мне было делать? Я поблагодарила ухмыляющуюся Овену и побрела назад, чувствуя подозрительный взгляд, сверлящий спину. Не заходя к себе, я постояла на террасе, вздыхая. В моей комнате было всего два платья, вернее, одно, потому что второе сейчас находилось на мне. Если я желала преступить свою гордость и сходить на ужин к сиру Ризу, то мне следовало сделать это ещё раз — отправиться к нему в несвежем наряде. Платье, что было на мне, пропахло океаном, устрицами и имело запылившийся подол. Второе, тёмно-синее, я надевала лишь для работы в саду. По всему выходило, что не судьба мне сегодня ужинать, если только желудок не согласится на испорченную еду от разозлившейся кухарки. Стоило вспомнить об этом, как его скрутило: он не соглашался.