Необыкновенные собеседники
Шрифт:
— Все равно, милый, ваш Волков — руководитель. Значит, он отвечает за все. А вы — писатель в театре. И за то, как звучит слово в этом театре, отвечаете вы.
Маршак вдруг перенес меня в прошлое детских театров, в 1918 год. Я не знал, что детский театр на берегах Кубани открылся в то самое лето, когда Первый детский театр открылся на берегах Невы.
Екатеринодарский государственный детский театр родился тотчас после того, как из города бежала контрреволюционная кубанская рада. В здании рады устроили детский городок — сады, ясли, детскую библиотеку и детский театр. Всякий раз, когда советская власть возвращалась в Екатеринодар (впоследствии— Краснодар), в здании бывшей кубанской рады играл один из первых детских театров страны.
В 1920 году в Екатеринодар прибыл петроградский поэт Маршак и вскоре возглавил екатеринодарский детский театр.
— Вы знаете, милый, какие у нас играли актеры? Знаете у Охлопкова Дмитрия Орлова и Богданову? Знаете? Вот они ставили спектакли в моем театре!
Маршак имел полное право сказать об этом театре «мой».
Три маленькие пьесы-сказки, написанные им для театра в Екатеринодаре, составляли теперь московский спектакль «Сказки»... Три одноактные пьесы в стихах были написаны по мотивам народных сказок —«Про козла», «Горе-злосчастье» и «Теремок». Маршак объединил эти сказки образами двух де-дов-сказочников. Один говорил про доброе, а другой про злое. Один веселил, а другой запугивал. Лица актеров, игравших зверей и птиц, были скрыты под масками, но почти все персонажи — в людских одеждах. В движениях актеров сохранялись повадки птиц, зверей. Но актеры не имитировали животных. Сказка о животных, в которой поступки не переводятся в план человеческих отношений, утрачивает воздействие. Звери проявляли человеческие чувства, а маски имели лишь символическое значение.
Представление «Сказок», написанных Маршаком по мотивам народных сказок, шло под музыку Ю. Шапорина на мелодии народных песен. Узнавались эти мелодии даже в вальсах и мазурках, которые танцевали герои в масках зверей и птиц.
Музыкой и декорациями Маршак остался куда более доволен, чем актерской игрой.
— Вы знаете, милый, какой это был бы спектакль, если бы они исполняли свои роли так же хорошо, как художник! (Художником спектакля был В. В. Дмитриев, один из самых интересных театральных художников.) Актеры не чувствуют поэтического слова. Голубчик, вы должны им это сказать.
Но спектакль возобновлялся, а не ставился наново. И вмешиваться в него я, новый человек в этом театре, не мог. Да и Волков — руководитель театра — не вмешивался.
В оформлении портала, в живописных задниках, в костюмах зверей и людей, во всем, что цветет и светит на сцене, В. В. Дмитриев оживил мотивы народного творчества — резчиков по дереву, вышивальщиц, кружевниц, вязальщиц, игрушечных дел мастеров. Портал сцены был украшен в духе народных вышивок и вязаний. Народны были и образы двух дедов-сказочников, зачинавших и завершавших спектакль. Если бы актеры поняли свои роли, как понял свою художник, русская поэтическая речь зазвучала бы со сцены во всей родниковой своей прозрачности, точности, неповторимости русского народного слова. Таким был поэтический язык трех сказок Маршака для театра.
У
Однажды он сказал о Центральном детском театре — «наш театр». Он не скрывал, что хотел бы быть не только одним из авторов, близким театру. Он иногда приглашал к себе и просил рассказать ему о планах театра. У меня был свой, собственный план репертуара театра — я собирался бороться за этот план. Я мечтал заказать кому-нибудь из поэтов (и уже уговаривал Павла Антокольского) пьесу в стихах на тему древнегреческих мифов. Предлагал поставить «Доктора Окса» по Жюлю Верну, «Ночь под Рождество» Гоголя, «Комика XVII столетия» Островского, «Прометея» Эсхила, «Грача, птицу весеннюю» Мстиславского...
Маршак был за все — кроме этой последней пьесы.
— Знаете, милый, для детей надо строить театр поэта. Волков, конечно, настоящий художник. Говорят, прекрасный актер. Но он не понимает, что для детей нужен театр поэта!
Театр готовил пьесу Габбе «Город мастеров». Все стихотворные тексты пьесы были написаны Маршаком. С Тамарой Габбе Самуил Яковлевич очень дружил и высоко ценил дарование этой писательницы. Тамару Григорьевну Габбе, фольклориста, образованного филолога, составителя сборника сказок, автора нескольких пьес, знали уже давно. «Город мастеров» открывал очень талантливого мастера слова, великолепно владеющего сюжетом и диалогом...
Маршак ревниво относился к репетициям «Города мастеров». Ставил этот спектакль режиссер В. С. Колесаев. Л. А. Волков, как руководитель театра, вступил в репетиции, когда число их достигло уже бог знает какого счета. Со епек-
449
15 Э. Миндлин
таклем не ладилось — «не вытанцовывался», как говорили актеры. Немолодая, полная, болезненная Габбе приводила на репетиции Маршака, и в кабинете художественного руководителя театра вспыхивали сцены уже не только отчаянных споров, но и ссор. Маршак был незыблемо убежден, что спектакль не ладится потому, что актеры пренебрегают «культурой слова».
— В театре слово прежде всего! В начале — слово! — уже не говорил, а кричал Маршак.
Однажды отношения обострились так, что казалось, разрыв между театром и авторами (Габбе и Маршаком) неизбежен. Маршак ушел из театра очень рассерженным.
На следующий день звонит мне домой:
— Голубчик, я все обдумал. Знаете что, приходите с Леонидом Андреевичем ко мне. Тамара Григорьевна заболела, но мы и без нее все обсудим. Подействуйте на вашего Волкова, голубчик.
Волков был не больше «моим», чем его. Но после каждого спора с Волковым Маршак неизменно попрекал меня «моим» Волковым.
Не так-то просто было уговорить Волкова пойти со мной к Маршаку. Леонид Андреевич вообще был против вмешательства автора в репетиции. Дело автора — написать пьесу, а дело театра — ставить. Последний разговор с Маршаком, да не разговор, а спор-ссора разобидел Волкова. Конечно, Маршак был прав, виня актеров в том, что они «топят» на сцене стих. Но это — беда, а не грех актеров детских театров. Десятки лет тети — теоретики детских театров внушали этим актерам, что искусство игры для детей — особенное. А особенность эта (тогда говорили — «специфика») и приводила к тому, что актер убивал музыку стихотворной строки. К чести Л. А. Волкова — «специфику» игры для детей он отрицал. В превосходной своей работе с актерами сам он нередко напоминал слова Станиславского: «Для детей надо играть так же, как и для взрослых, только еще лучше». И не смысл замечаний и протестов Маршака раздражал Волкова, а факт их. Волков не терпел вмешательства в его режиссерское дело. Был очень самолюбив и вспыльчив; пожалуй, так же, как и Маршак. Ничего доброго от встречи у Маршака я не ждал.
Самуил Яковлевич встретил нас приветливо, но без обычных объятий и поцелуев. Мы прошли в кабинет, и раз или два я перехватил настороженный взгляд Маршака в сторону Волкова. Мы еще не успели погрузиться в оседающие без сопротивления кресла, как Волкова вдруг привлекла красочная обложка английской книжки на столе Маршака.
— Что это?
— Вы знаете, милый, что это? Это Саша Фадеев мне привез из Шотландии. Книжечка о домике Бернса. Посмотрите, как издана! — Он взял со стола книжку и стал показывать нам иллюстрации.—Посмотрите. Вот Бернс — молодой. Стоит как король. Я вам сейчас прочту свои переводы из Бернса.