Необыкновенные собеседники
Шрифт:
— Ну, что вы, какой же я пианист.
А он был неплохой пианист. Во всяком случае, лучший на «Красине».
Мы давно уже обогнули Шпицберген и вошли в тяжелые льды. Двое суток «Красин» бился в напрасных попытках обойти северный край Шпицбергена — Норд-Остланд. Навстречу росли крошечные островки Севен-Айланд — Семь Островов. Они поднимались над белой равниной черными пирамидами. Верхушки пирамид были как бы откушены. «Красин» двигался по направлению к островам, подминая под себя лед, то отступая, то двигаясь на ледяные поля, разворачивая и разрушая, ломая ледяной океан.
t правого борта виднелись темные выступы нелюдимой земли ^орд-Остланд. Вдавался в обледенелый океан длинный мыс КаЦ-Норд. С левого борта — сизый, каменистый островок Парри йз группы Семи.
Е борьбе с голубой и зеленой твердью нам удалось продвинуться в течение часа на две мили вперед. Но приходил в кают-комг анию гидрограф Березкин и всех огорчал известием, что за этот же час льды отнесли нас на милю назад. Лед достигал трех | метров толщины. Ледокол наползал на него и тяжко откатывался, лед не поддавался. Он выдерживал тяжесть десяти тысяч тонн корабля.
Рёшили изменить курс — попытаться обойти с севера проклятые Семь Островов. Почти одновременно обнаружилось отсутствие лопасти одного из винтов. Открылась поломка в рулевом аппарате. Раненый ледокол медленно, ползком обходил Семь Островов.
3 июля «Красин» остановился. Не было никакой надежды продвинуться дальше.
Что из того, что все иностранные экспедиции — Америки, Франции, Швеции, Норвегии, Финляндии, Италии — шестнадцать экспедиций западных стран оставлены далеко позади! Ни одной из них не удалось проникнуть сколько-нибудь далеко во льды. Что из того! Наш «Красин», стиснутый льдами, потерявший лопасть винта, с поврежденным рулевым управлением, не двигаясь, стоял на таком уже небольшом и вместе с тем на таком непреодолимом расстоянии от группы Вильери — в 67 нескончаемых милях! Впереди черная базальтовая пирамида с усеченной вершиной — безжизненный (даже без птиц) остров Карла XII. Еще дальше на самом горизонте другая скала — крошечный остров Брок. По другую сторону Брока — пятеро, выпавших из горящей «Италии»! И швед Лундборг — шестой. Мы и эти шестеро с разных сторон видели один и тот же остров-скалу и не видели друг друга.
Чухновский предложил пришвартоваться к ледяному полю, выгрузить самолет и всю летную группу. Чухновский — один из первых, а может быть, даже первый по времени сторонник совместных действий ледокола и авиации. Весь дальнейший опыт исследования и завоевания Арктики с помощью ледоколов и авиации подтвердил правоту Чухновского. С красинского похода началось систематическое освоение Арктики советскими ледоколами и советской полярной авиацией. Четыре десятилетия спустя мы уже знаем, какими блистательными победами это ознаменовалось.
Чухновский говорил:
— Здесь на льду будет создана база, с которой мы сможем вылететь на помощь группе Вильери. I
Увы, предложение Чухновского было признано преждевременным. Самойлович и Орас решили от выгрузки пока воздержаться. \
Все те же 67 миль по-прежнему отделяли нас от группы Вильери. «Шестьдесят семь миль» — эти три слова были на устах каждого из красинцев. Чухновский ходил ссутулившись, не слышал обращенных к нему вопросов и по многу раз в день выспрашивал у Березкина тайны метеорологических условий ближайших суток. Самойлович предлагал ждать. Авось начнется передвижка льдов в океане. Стоит подуть благоприятному ветру, льды продвинутся к северу и путь на восток к льдине Вильери станет доступным. Но в Арктике не рождались благоприятные ветры. Чухновский хмурился.
Матрос, сидя у дверей кубрика на корточках, уныло тянул невеселое «яблочко»:
Эх, яблочко, да куда котишься?
На Кап-Платен попадешь,
Не воротишься!
Как легко и быстро изменилась эта нехитрая песенка, Сложенная где-то на юге в годы гражданской войны и занесенная матросами «Красина» в царство вечного льда! А Кап-Платен поистине «вьелся в печенки», как справедливо заметил о нем штурман Бачманов. Вот уже сколько дней с правого борта виднелись черные отроги этого мыса. На восток от Кап-Платена, как ни бился во льдах сильнейший ледокол мира, он не в состоянии был продвинуться. Но если нет надежды пройти во льдах, то можно продвинуться надо льдами.
Спустили штормтрап, и Чухновский со Страубе, Федотовым, Алексеевым и Шелагиным вышли на лед подыскивать площадку под аэродром. На расстоянии полутора миль от «Красина» они отыскали превосходное ледяное поле — один километр на полтора. С верхнего мостика ледокола мы следили за пятью махонькими фигурами на льду.
Через некоторое время Чухновский с товарищами возвратился к борту корабля.
— Годится! — закричал он, поднимая голову, и стал карабкаться по штормтрапу.
Девять часов потребовалось ледоколу, чтобы пройти полторы мили до ледяного аэродрома. Спуск самолета был яазна-чен йа утро 7-го числа. Но прежде чем наступило утро, я выпустил очередной бюллетень. Шведский летчик Шиберг достиг льдины Вильери и удачно снял с нее Лундборга! Однако для честш Лундборга это была сомнительная удача. Пристало ли здоровому офицеру спасаться прежде, чем спасут раненых? Все э^о казалось нам странным. Еще более странно прозвучало заявление самого Лундборга, когда он, спасенный, был доставлен на землю. Он не постеснялся публично признаться, что целью его полета на льдину Нобиле было прежде всего «вырвать добычу из-под носа у большевиков». Так вот какова его цель — не спасать людей, а лишь не допустить, чтобы спасали их советские люди!
Между тем на борту ледокола уже приступили к сооружению бревенчатого помоста для спуска трехмоторного «юнкер-са». Да, «юнкерса», самолета немецкого происхождения! Сейчас, когда пишутся эти воспоминания, невозможно представить себе советскую экспедицию, которая пользовалась бы иностранными самолетами. Но в год красинского похода еще не существовало советского самолетостроения. А «юнкере» красинской экспедиции вообще не был ни разу облетан. Он был выгружен непосредственно из заводских ящиков. Мало того, ни Чухнов-скому, ни одному из его товарищей не приходилось летать на самолетах типа «юнкере». Нашим летчикам предстояло впервые подняться с дрейфующей льдины на еще не испытанном в воздухе самолете!
Идея и конструкция помоста принадлежали Чухновскому. Помост покато спускался с возвышения на спардеке, где стоял самолет. Его воздвигли с такой быстротой, что первый бортмеханик Андрей Шелагин долго отказывался верить в прочность сооружения. На спуск самолета по наклонному бревенчатому помосту потребовалось десять минут. Покатый помост покрыли толстым слоем машинного масла, а самолет заранее был поставлен на лыжи. Сто из ста тридцати четырех человек экспедиции подталкивали самолет, силясь сдвинуть его с насиженного на спардеке места. Едва только его раскачали и сдвинули с места, он медленно и плавно съехал по скользкому помосту на приготовленный для него ледяной аэродром. Затем сообща мы перенесли с палубы громадные плоскости, и на льду началась сборка машины. Ну и трудно же было спускаться по этому смазанному маслом помосту! А уж как мы снесли тогда плоскости самолета — теперь и сам не пойму.
Молодой парень Исаичев появился на льдине с ведром керосина в руках и большими кусками ветоши. Он окликнул Южина и меня и передал просьбу Чухновского подойти к нему-) Мы разыскали Чухновского на середине льдины у самолета. Ой попросил нас вычистить керосином края плоскостей. Вокруг? нас на льду трудился чуть ли не весь экипаж корабля. Плоскость, которую мы обтирали, лежала в стороне. Мы молча мыли ее и старались как можно лучше выполнить просьбу Чухновского. Издали было видно, как летчики пробуют винты самолета без плоскостей. Но вот и опробование винтов окончено. В последний момент вспомнили об опознавательных красных звездах.