Шрифт:
Михаил Николаевич Грешнов
НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ДАР
На контрольно-пропускном пункте в комнате с задымленной печью, столом и кроватью для сторожа Деревянко семь человек: шесть нормальных и седьмой ненормальный. К нормальным относятся Деревянко, местный врач йрокопий Кузьмич и четверо игроков в домино, разместившихся за столом. Ненормальный - Володя Векшин, молодой лесничий, проработавший здесь, на Лабе, два года и теперь под надзором Прокопия Кузьмича едущий в районную поликлинику к психиатру.
Сторож
Деревянко и Прокопий Кузьмич ведут разговор о необычайном событии, свидетелем и косвенным участником которого является врач. Володя только что поднялся, вышел. Прокопий Кузьмич косит взглядом на него через окно. Деревянко тоже смотрит на Володю через окно, удивляется:
– Не может быть!..
– А вот и может!
– возражает Прокопий Кузьмин.
– Читать мысли - это же ни в какие ворота!.. Деревянко трясет головой с видом полного недоверия к словам Прокопия Кузьмича.
– А вот и читает!
Деревянко секунду смотрит на Прокопия Кузьмича сказанное врачом не укладывается в его голове. Прокопий Кузьмич говорит:
– Способность открылась такая. Необыкновенный дар.
– Значит, - неторопливо начинает расспрашивать Деревянко, - он может узнать, сколько, к примеру, у меня в кармане денег?
– Может.
– И откуда у меня эти деньги?
– Может, - уверяет Прокопий Кузьмич.
Деревянко незаметно поглядывает на ящик стола.
Сторож не без греха: в ящике трешница - сунул шофер за провоз лишних досок.
– Да...- крякает он.
Прокопий Кузьмич невозмутимо говорит сторожу:
– Все может.
Но тут размышления сторожа принимают другое, противоположное направление:
– Ну а если, к примеру, у меня пропал подсвинок. Может он узнать, кто украл?
– И это может, - отвечает Прокопий Кузьмич.
– Подумать только!..
– удивляется Деревянко.
– А может, его пригласить к себе на чай?
– Некогда, - говорит Прокопий Кузьмич.
– Ему что, подсвинком заниматься?..
Прокопий Кузьмич гордится своим пациентом. Необыкновенный дар Володи он, может, единственный понимает во всем районе.
– Ас чего началось?
– Деревянко придвигает табурет ближе к врачу.
– С чего?..
– переспрашивает Прокопий Кузьмин.
Подходит к окну, смотрит сквозь запыленные стекла. Володя сидит на бревнах на берегу реки.
Прокопий Кузьмич возвращается на свой табурет и, видя, что Деревянко ждет ответа на вопрос, говорит:
– Это, брат, непросто, с чего...
Володя сидел метрах в двадцати от комнаты, в которой играли в домино и старики разговаривали о нем, размышлял о своем положении. Перед ним была река, запруженная бревнами, - запань. Могучие тросы перехватывали реку, сдерживали тысячи кубометров сплавленного по воде леса. За рекой вставала гора, покрытая пихтовым молодняком и жидким бледно-зеленым осинником. Было позднее утро, солнце, поднявшееся за спиной у Володи, пригревало. Но от реки тянуло прохладой, и прикосновение солнечных лучей было приятно, располагало к раздумью.
Думать, однако, мешал шум, доносившийся из комнаты контрольного пункта. Шум был двояким: голоса людей и их мысли.
Игроков четверо, и, хотя Володя ни с кем из них не знаком, он уже знает их имена, даже клички: Федюк, Артем Василич, Мишка Волк и Лапоть. Федюк - от фамилии Федюков, Лапоть - Семка Гуляев, кличка ему дана за нерасторопность в работе. Мишка Волк... Волк, наверно, тоже фамилия.
Играют в домино они рьяно: бьют с размаха костями о стол, спорят друг с другом и пререкаются.
– Что ты ставишь? Что ты ставишь?
– кричит на Лаптя Федюк. Про себя добавляет: "Черт лохматый!" Вслух: - Не видишь, что выставляю вторую двойку?..
– Без подсказ! Без подсказ!-говорит ему Артем Василич.
Мишка со стуком забивает федюковскую двойку костяшкой два-три.
– Пое-ехали!
– смеется над Федюком, у которого нечего ставить, на обоих концах линии тройки.
– Черт!
– ругается Федюков и прибавляет в уме непечатное выражение.
Лапоть невозмутим. У него все утро вертится в голове песня:
Гармонь певучая.
Меня замучила...
Он пересчитывает костяшки в руках и после Артема Василича ставит на конец линии три-четыре.
А сердце девичье
Чего-то ждет...
Мишка долго разглядывает, чем забить четверку, выставленную Лаптем: костяшкой четыре-пять или четыре-шесть. Пожалуй, лучше четыре-пять. Он так и делает: выставляет на конец пятерку. Федюк молча отходит дублем пять-пять, думая при этом: "А то засушат!.." Лапоть поет;
В заволжской стороне
Покоя нету мне...
Ставит костяшку пять-шесть.
"Ну чурбан!
– дергается Федюк.
– Сейчас они вы пустят "Марата", а ведь можно было его забить!"
Мишка, точно, выпускает "Марата" - дубль шестьшесть, самую мощную кость, которую называют "Маратом" в честь многопушечного линкора. Лапоть поет:
Когда же милый мой
Ко мне придет?..
Федюк мысленно стонет, что не удалось "засушить" "Марата", зато ставит костяшку шесть-два.
– Вот вам!
– говорит он вслух и про себя добавляет: "Попляшете!.."