Неофит в потоке сознания
Шрифт:
Итогом бурного романа стала главная роль в нашумевшей постановке, позорный провал на премьере (разумеется, ввиду закулисных интриг агрессивных дурнушек-завистниц) – и поездка в Сочи, где брошенная гением актриса пыталась свести счеты с опостылевшей жизнью путём заплыва к самому горизонту с погружением в голубые морские пучины. Да вот незадача – вслед загорелой красавице с печалью в дивных очах увязался молодой и полный сил Алеша, который и воспрепятствовал реализации трагического плана, предложив вконец ослабшей Зиночке мускулистое плечо, в прямом и переносном смысле.
Таким образом, экс-ленинградка и неудавшаяся актриса стала московской женой перспективного инженера. Как водится в таких случаях, Зинаида Львовна при каждом удобном случае подчеркивала своё превосходство ленинградки-петербурженки над примитивными жителями древней столицы и аристократическую брезгливость к московской среде, как творческой, в общем, так и театральной, в частности. И если первая часть биографии сопровождалась восторженным придыханием, то завершающая – неисцелимой печалью рассказчицы и глубоким вздохом тестя: «Бедная девочка!» Скорей всего,
К моей радости, кончилась вся эта тихая домашняя война одним зимним вечером, когда жена ушла на кухню, и оттуда стали доноситься сначала нарастающее бормотание, от чего воздух в доме наэлектризовался, потом заискрило тонкими голубыми разрядами вскриков и, наконец, сверкнула молния и с некоторым запозданием резанул гром драматического вопля – в слезах влетела в комнату оскорбленная половина в пятнах крайнего возмущения на лице и выпалила: «Миша! Согласна! Миша! Переезжаем!» Перед этим я несколько раз предлагал ей занять пустующую квартиру армейского друга, уехавшего на три года заграницу, представляя жене будущее проживание на новом месте виде тихой гавани с желанной тишиной, покоем и медовым новобрачным уединением. …И настороженно ожидал нечто похожего, потому что тогда у Веры по лицу промелькнула мечтательная улыбка, и она даже сказала: «Помнишь, как было тогда, в Лазаревском». Но не сразу решилась Вера на переезд, вязкая трясина налаженного быта в привычных условиях отчего дома держала нас в плену, пока не разразилась эта судьбоносная кухонная гроза. В тот же вечер, не позволив жене опомниться и дать задний ход, я выскочил из дому, поймал такси, и мы с Верой в тот же вечер съехали на дружественную квартиру. Но как бы там ни было, продолжали приезжать в родительский дом, где наша пятнадцатиметровка сохранялась нетронутой, как мемориальный музей-квартира, и даже книги, вещи, статуэтки оставались на прежних местах, не смотря на то, что влажная плановая уборка осуществлялась тут всё так же неукоснительно, дважды в неделю.
Вышеупомянутая Верой поездка в Лазаревское стала для нас какой-то отправной точкой нового семейного откровения. После свадьбы потянулись месяцы, когда Вера отсиживала перед телевизором с родителями традиционные ежевечерние три часа, я томился в одиночестве в нашей комнате с книжкой в руках, и только по ночам случались редкие часы взаимной нежности, да и то с постоянным прислушиванием к звукам, доносившимся из-за двери, где как нарочно начинались полуночные хождения родителей то на кухню, то в туалет.
К лету я накопил достаточную сумму, чтобы провести отпуск где-нибудь подальше от родителей, так надежно пленивших мою ненаглядную. Стоило заикнуться о возможности отпуска, на меня от друзей посыпались «адреса, явки и пароли» нескольких обжитых ранее мест на берегу Черного моря. Из множества вариантов в качестве места постоянной дислокации мы выбрали комнату в Лазаревском, потому что в доме имелся телефон, а значит, можно предупредить хозяев и поехать с гарантией; потому что комната имела отдельный выход минуя двор прямо на улицу, к тому же комнату эту для себя на свои деньги пристроил к частному дому мой друг с уговором, что селить туда отдыхающих можно лишь тогда, когда он или его друзья отсутствуют. Уже в поезде между Верой и мной стали складываться особые отношения: мы друг за другом ухаживали так заботливо, будто к нам вернулся медовый месяц, новизна чувств и предчувствие близкого счастья, которое просто обязано наступить, стоит поезду с грохотом пролететь Туапсинский туннель и нам ослепнуть после темноты от неожиданного сияния южного солнца и ртутного сверкания морской воды.
На целый месяц мы превратились в шаловливых беспечных детей, которым всюду интересно; радовались всякой мелочи: теплому морю, высокому небу, близким горам, сочному шашлыку, сладкой домашней изабелле, переполненному людьми пляжу и нашей комнатке с отдельным выходом прямо на узкий переулок, ведущий к морю. Накупавшись до ломоты в мышцах, назагоравшись до пузырей и вечернего озноба, наевшись фруктов до оскомины, а шашлыков до изжоги, мы вконец уставшие, вяло доплетались до нашей лесенки, с трудом поднимались наверх и падали на кровать. Но там, в кровле пристройки имелось замечательное окно в небо – стеклянный люк, сквозь который мы зачарованно разглядывали прозрачные белесые облака, плывущие в небесной синеве или невероятно огромные яркие звезды на черном велюре южной ночи.
Ни с того, ни с сего, в омуте немощной истомы вскипал мощный гейзер, нас подбрасывала неведомая сила, откуда ни возьмись в усталые тела вливалась энергия, и мы бежали в ночь, чтобы погружаться в черную морскую воду, бродить по асфальту набережной в переливах ночных огней, под мерный шелест жемчужной морской пены, в ароматах тропических цветов, жареного мяса и душистого кофе. Мы облазали горы, удивляясь спрятавшимся в густой зелени санаторным корпусам, крохотным ботаническим садам с диковинными растениями, собранными с дальних тропических стран, забирались к телевизионной вышке, за несколько рублей проходили на охраняемую территорию и с крутого обрыва, вцепившись от парализующего страха высоты друг в друга и в зеленую гриву висящего над пропастью дерева, разглядывали и фотографировали панораму городка, расчерченную на квадраты улицами, автострадой и железной дорогой; сверкающее море с кораблями, лодками, яхтами и парящих вровень с нами птиц и пену облаков. Мы купались в серебре восходов
Наверное, земной рай не являлся бы таковым, если бы не логическое изгнание из его райских кущей в хаос смертный. Причем, это случалось не единожды: мы блаженствовали, скажем, днём, а к вечеру или приходили болезненные ощущения или в наш единодушный тёплый мирок врывалось ледяное поветрие – таким образом нас, то изгоняли из рая, то вновь возвращали обратно, а нам оставалось лишь вздыхать при этом: что ж поделать, таковы реалии неустойчивого Эдема в условиях планеты Земля.
В то утро мы с женой решили осуществить давно запланированную поездку в Сочи. Наскоро пригубив кофе с круассаном, чуть не бегом по удивительно пустым улочкам спустились к стоянке такси, что у рынка, в длинной череде машин выбрали белое «рено» со светловолосым вежливым юношей в белоснежной рубашке – и понеслись по приморской трассе, не отрывая глаз от сверкающего моря справа по борту. Не успели как следует насладиться плавной скоростной ездой и меняющимися картинами, полными просторной синевы, света и воздуха, как влетели в город и мимо парка «Ривьеры», здания Морвокзала, гостиницы «Москва» – остановились у входа в Дендрарий. Находившись по огромному парку до боли в ногах, отсняв пять цветных фотопленок, мы снова взяли такси и через две минуты оказались в пяти метрах от набережной, на которой дали отдых ногам в кафе, а заодно и позавтракали. Сочинские пляжи оказались переполнены обгорелыми отдыхающими, на воде трещали и завывали гидроциклы, над водой летали парашютисты, по горячему асфальту набережной туда-сюда бродили толпы пешеходов, воздух вибрировал от музыки, разговоров, смеха, криков, густых цветочных ароматов, шашлычного дыма и автомобильного смога. Ближе к полудню Вера запросилась в прохладу морской воды, мы не без труда разыскали место побезлюдней – платный пляж, но зато чистый, с лежаками и душевыми кабинками. Рядом с нами оказалась группа французов, Вера досконально изучила внешность парижанок, сравнила со своей, спросила моё мнение, услышала от меня насколько можно честный обстоятельный ответ и осталась довольной.
Ближе к вечеру мы оказались у гостиницы «Жемчужина», вход на территорию к плавательному бассейну оказался свободным, мы дошли до турникета, где опять нужно было платить, посмотрели внутрь, ничего нового и интересного для себя не обнаружили и побрели обратно в сторону набережной. Вот тут-то, у самого выхода с гостиничной территории, между оградой и самшитовыми кустами и ворвался в наш распаренный тропической негой рай тот самый леденящий хаос. Двое парней в белых форменных рубашках охраны вяло и методично избивали пьяного мужчину в дорогих часах, а тот заплетающимся языком пытался объяснить им, какой он крутой и как будет им плохо, когда он отрезвеет. Парни криво усмехались и продолжали пинать мужчину в мягкие ткани тела. С этой холопской местью ослабшему барину мне приходилось сталкиваться и раньше, по большому счету я и сам был из разряда обслуги, но опускаться до такого или сочувствовать им я себе не позволял. Отвел Веру в сторонку, приблизился к охранникам и отбросил их от лежащего мужчины. Потом взвалил упитанное тело господина на плечо и под издевательские комментарии холопов понес его в сторону гостиницы. Вера без всяких эмоций сопровождала меня чуть поодаль. Наконец, я донес мужчину до гостиничного портье, тот без всякого удивления подсказал, где живет подвыпивший господин, я поднялся на лифте, не без труда нашел номер, воспользовался ключом, найденным в кармане мужчины, аккуратно положил его на кровать, умылся в ванной и спустился в рецепцию, где меня ожидала с чашкой кофе спокойная улыбающаяся жена. Обратно в Лазаревское нас отвез тот же светловолосый юноша на белом «рено», который оставил мне номер своего телефона.
На следующий вечер к нам в комнату, где мы отдыхали после купаний на пляже, вежливо постучал и не без смущения вошел вчерашний господин в шикарном белом костюме и представился: Анатолий. Он извинился за свое вчерашнее «состояние нестояния» поблагодарил меня за то, что я его водворил в номер и пригласил в ресторан. Пока мы одевались, ехали в белом «мерседесе» S-класса с дюжим молчаливым водителем, Анатолий рассказал, что от него недавно ушла любимая жена, он приехал сюда, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, и поэтому чуть не каждый день с ним случаются неприятности, но чтобы вот так, незнакомый человек проявил сострадание и даже донес его до номера, нет, такого с ним не бывало. Вера прижималась ко мне, гладила предплечье и чуть слышно урчала: вот такой мой Мишенька уникум, я за ним как за каменной стеной… Судя по машине с московскими номерами, одежде, часам и обильному столу в фешенебельном ресторане со светящимся полом – Анатолий на самом деле обладал немалым состоянием. Я вскользь поинтересовался судьбой тех двоих, которые наносили ему телесные повреждения, на что тот сказал, что хоть он их и простил, но парни из его охраны, от которых он вчера так безрассудно сбежал, уже «вычислили ребят и по-своему провели с ними воспитательную беседу». Должно быть та же охрана «вычислила» и наше с Верой местонахождение, куда и доставила шефа для благодарения. И я даже догадывался, каким логическим путем они шли, учитывая, что наша хозяйка взяла у нас паспорта и на время отдыха зарегистрировала в милиции, а вчерашний портье, прежде чем сообщить мне номер комнаты Анатолия, на всякий случай попросил мой паспорт, откуда и сделал в свою книгу краткую выписку.