Неотразимая герцогиня

Смолл Бертрис

Куинтон почти всхлипнул, не в силах сдержаться, потрясенный ее смелостью.

— Тебе понравилось? — с любопытством спросила она.

— Твои прикосновения меня волнуют, — признался он.

— У тебя изумительное тело, Куинтон. Я видела рисунки древних статуй в тех книгах, что в отцовской библиотеке. Поэтому и могу сравнивать.

— Я так и подумал, дорогая, — галантно отозвался он. Его плоть, сжатая ее бедрами и упругими ягодицами, лихорадочно пульсировала. Ему до смерти хотелось перевернуть ее на спину и погрузиться в теплую, сладостную пучину.

— Что-то

не так? — спросила Аллегра, заметив мученическое выражение его лица.

— А ну слезай, мой маленький синий чулок, и я тебе покажу, — выдавил герцог.

Аллегра послушалась и ахнула при виде его вздыбленной плоти, поднявшейся меж мускулистых бедер. Она впервые видела ее так близко и сейчас не могла отвести глаз. Длинная, с проступавшими под кожей голубыми венами, твердая, она чуть подрагивала в ожидании… Аллегра зачарованно наблюдала это невиданное зрелище.

Куинтон снова уложил жену на подушки, устроился между ее разведенными ногами и одним стремительным движением вошел в ее влажные жаркие недра.

— Понимаешь ли ты, какую власть приобрела надо мной, Аллегра? — прошептал он, целуя ее и принимаясь двигаться, сначала медленно, потом быстрыми уверенными рывками, лишавшими разума, наполнявшими ее бездумным наслаждением.

Аллегра, не сдержавшись, громко вскрикнула:

— О, я больше не вынесу! Не останавливайся, Куинтон, только не останавливайся!

Повинуясь некоему древнему инстинкту, она обвила его ногами, вбирая в себя еще глубже.

Ее неожиданное движение пробудило в нем новую волну сладострастия. Он вонзался в нее все сильнее и сильнее, пока кровь не застучала у него в ушах. Тело Аллегры вздрагивало от удовлетворенного желания, которое они, как и в ту, первую, ночь, разделили вместе.

— Ах, Аллегра, не могу совладать с собой! Я обожаю тебя!

Не отвергай меня, душа моя! Ты не будешь меня ненавидеть, если я скажу, что хочу от тебя той же любви, которую питаю к тебе?

Он сжал ее щеки ладонями и стал целовать с отчаянной страстью.

Аллегра не слышала, как он признался ей в любви. Она все еще переживала последние восхитительные моменты экстаза.

— Мы оба не верим в любовь, — пробормотала она едва слышно. — Любовь — это боль.

— Совсем не обязательно, дорогая, — возразил герцог. — О, Аллегра, открой глаза и взгляни на меня.

Густые черные ресницы медленно поднялись. Фиалковые глаза встретились с серебристыми.

— Я люблю тебя, — тихо признался Куинтон. — Знаю, что наш разумный брак, заключенный по расчету, не предполагал возникновения такого глупого чувства, как любовь. Но, увы, оказалось, что я, подобно своим романтическим предкам, влюбился. Ты сможешь меня простить? Сумею ли я научить тебя любви, родная?

— О, Куинтон, — пролепетала она, — не знаю, что тебе сказать. Если откровенно, нужно признать, что и я испытываю нечто такое, чему нет объяснения. Но любовь ли это? Не знаю. Я никогда не любила, если не считать чувств, которые питаю к папе, тете-маме и Сирене, а это совсем другое. Ты в самом деле меня любишь? Но почему?

Герцог лег на спину и надолго задумался.

— Сам

не понимаю, Аллегра. Но знаю, что люблю тебя. Я едва вынес разлуку, когда ты уехала в Морган-Корт. Спроси Оки. Я вел себя как настоящий глупец в ожидании твоего возвращения. Как-то мне даже показалось, что ты решила меня отвергнуть. Это было настоящей пыткой.

— Почему ты вдруг вообразил, будто я не вернусь, Куинтон? — нерешительно спросила Аллегра. Как странно было слышать откровения этого гордого человека.

— Что же мне было предложить тебе, кроме титула? Узнав тебя поближе, я понял, что одного титула недостаточно и для тебя ничего не значит древность рода.

— Но я дала слово, — возразила она. — Неужели ты подумал, что я способна его нарушить?

— Я понял, что логика и рассудок не имеют ничего общего с любовью.

— Ясно, — кивнула она. — Но ты мне доверяешь?

— Безоговорочно, дорогая, — поклялся он.

Аллегра рассмеялась. В ее душе загорелся и расцвел крохотный огонек счастья.

— Ты меня любишь? Вправду любишь?

— Да! — воскликнул он, вновь принимаясь ее ласкать.

Аллегра довольно замурлыкала. Он ее любит! До этого она не верила в любовь, но оказалось, что его преданность очень для нее важна.

— Супружеская любовь нынче вышла из моды, — заметила она и тут же снова засмеялась, когда он покрыл ее тело поцелуями. — О, Куинтон, как хорошо… — выдохнула она, когда он опять припал к ее соскам, почти грубо, пока она не растаяла от наслаждения. Потом он стал лизать ее ухо, и она ответила ему тем же, шепча:

— Ты хочешь снова взять меня, Куинтон?

— Хочу и возьму, — бросил он, медленно вонзаясь в нее и отстраняясь. Он проделал это несколько раз, и Аллегра взмолилась о пощаде. Она обхватила его ногами, молча требуя, подгоняя, умоляя, не в силах выдержать эту сладостную пытку.

— Скорее, Куинтон, скорее, — повторяла она. — Я снова хочу взлететь!

Она впилась ногтями в его плечи, царапая до крови спину. Но легкая боль лишь возбудила его желание. Он с силой врезался в горячую глубину ее лона, заставив ее тихо застонать. Тело, придавленное им, извивалось, билось, стараясь достигнуть пика наслаждения. Его собственное желание росло с каждым мгновением.

— Ты моя, Аллегра! Моя! — рычал он, уже не сдерживая страсти. Ему вторили крики Аллегры.

Что происходит? Если раньше им было хорошо вместе, теперь у нее наверняка разорвется сердце в водовороте блаженства. Она умирает! Боже, она умирает!

Аллегра пришла в себя в объятиях мужа. Ее щека была прижата к могучей груди, и она слышала гулкий стук его сердца. Он нежно гладил ее волосы, выбившиеся из длинной косы.

— Ты очнулась? — тихо сказал он.

— Я еще жива? — поразилась она.

Куинтон рассмеялся.

— Более страстной любовницы мне еще не встречалось, — признался он, целуя ее в макушку. — Ты лишила меня последних сил.

— Ты уйдешь от меня сегодня, Куинтон? — немного помолчав, спросила Аллегра.

— Нет, душа моя. Вряд ли я когда-нибудь покину твою постель, что бы там о нас ни сплетничали.