Неотразимое чудовище (сборник)
Шрифт:
— Как тебя зовут? — поинтересовалась она, с едва заметным подобострастием заглядывая в мои глаза.
— Александрой, — сказала я.
— Надо же, второе совпадение… — задумчиво произнесла она.
Тем не менее даже это не заставило ее отнестись ко мне с подозрением, а я почувствовала легкий укол стыда, что обманываю такую простодушную и наивную до глупости женщину!
Впрочем, сколько народа она обманула своими дурацкими «эгильотами» и «кармами»?
Конечно, они и сами были рады обманываться, и все же!
— У этой моей подруги, про которую я тебе рассказывала, дочку тоже так звали. Александрой. А ее Марией… Только вот убил ее муж. Из ревности убил. Карма…
— Да что вы говорите! — воскликнула я. — Как это убил?
— Карма, — многозначительно повторила Ольга. — Топором убил. Маша моя ведь жить с ним больше не хотела. Другой у нее был, понимаешь? Другой… Кто— не могу тебе сказать, даже и знала бы — не сказала. Маша скрывала это ото всех. Даже от меня. Одно она сказала — он сильный и порочный.
Последнее утверждение меня очень заинтересовало.
— Мой Игорь тоже сильный и порочный, — похвасталась я, задумавшись, грешу ли я против истины и присущи ли Хиллу придуманные мною качества?
Про Пенса и говорить не стоит — сила-то у него есть, а вот насчет порока я не уверена. Надо будет понаблюдать получше, может, удастся обнаружить в нем порок?
Хотя вряд ли. Если он не обнаружился за двадцать лет тесного общения, то теперь точно не обнаружится! И сил тратить на это не стоит…
— Вот всех вас на таких и тянет, — довольно кивнула моя собеседница. — Сами хрупкие, женственные, а хотите рядом с собой тигра видеть… Я ей на него гадала. Только вот на присушку она не согласилась. Хотела все прекратить, да без этого не могла. По картам вышло, что у него и жена есть, и дети, а Машу он вдалеке от себя держит, потому что между ними лежал бубновый король. И можешь не верить, а перед самой Машиной гибелью я ей выложила пикового туза с девяткой. Смерть… Хочешь, тебе погадаю?
Я поспешно затрясла головой. Сами понимаете — после этакой рекламы, кто согласится на сеанс «карточных откровений»?
— Ну, как хочешь, — слегка обиженно поджала она губы.
— Да у меня больше денег нет, — соврала я, невольно притыривая сотню.
С мелкими угрызениями совести я успешно справилась — жизнь, господа, такая штука, что нельзя позволять себе их. К тому же Лариков выдал деньги мне на мороженое, быстренько нашла я себе оправдание.
— Да, без денег ничего не узнаешь, — печально согласилась Оля.
— Вы очень переживали ее гибель? — осторожно спросила я.
— Как свою. Или как своей сестры. Маша… Она меня понимала. Остальные меня боятся. Говорят, зло несу, и что я ведьма. Они и сейчас считают, что это я на Машу беду накликала. А я ни при чем. Я сама бы Машу оживила, так плохо без нее! Она ведь красавица была, умница…
Она вытерла уголки глаз кончиком носового платка.
— А вот Игорю ее я беду нашлю, это уж как пить дать, — неожиданно визгливо прокричала она. — Не будет он жить на этой земле!
— Но ведь вы же говорили, что Маша сама была виновата! — вступилась я за Игоря. — Ведь у нее был любовник, я вас правильно поняла?
— Это дело было совсем другое. Тут болезнь была.
Оч-чень интересно!
— Она же могла справиться со своей «болезнью»!
— Мария не могла! Она ведь страстной натурой была! Если страсть сильная, кто же справится? А там было именно так… Потому что я это знаю — сама видела, как на моих глазах человек изменялся!
— Да бросьте вы, — подбросила я «дровишек в огонь». — Не верю, что человек может измениться под влиянием страстей. Или в нем сидел дьявол, но скрытый, тогда все это похоже на лицемерие, или…
— Не говори о том, чего не знаешь! — вскипела моя собеседница. — В человеке все есть. И дьявол тоже… Просто он иногда дремлет, а потом приходит какой-то бес и этого дьявола пробуждает к жизни.
— Но ведь все-таки — человек о нем подозревает?
— Человек иногда ничего не знает. Или он подавляет свои черные инстинкты, но потом они оказываются сильнее его! А у Маши страсть была сильная… И ее это погубило. Я ведь ей говорила, что надо янтарь носить — он бы приглушил ее болезнь, но она только рассмеялась, помню, и сказала мне — ничего уже не исправишь. И сама уже будто бы без этого не сможет… Что тут сделаешь? Ведь это я ее подтолкнула к познанию темной стороны себя! Я!
— Как это?
— Мы с ней разговаривали как-то раз. О том, что человек, чтобы ему понять себя лучше, должен окунуться в самое темное. До черноты. Должен пройти через все мытарства. Тогда она меня спрашивает: а если, скажем, человек сильно виноват? Как ему справиться с этим чувством? Попросить прощения, говорю. А я не могу, ответила она. Переступить через себя не могу. Знаю, что виноват не тот, кого я обвиняла, а вот признать себя побежденной не в состоянии. Тогда я ей сказала — окунись в боль. Это искупит. Все искупит. И она тогда задумалась, а потом… Потом она у меня вдруг спросила — а боль может понравиться? Задумчиво так спросила. Я ей сказала, что боль нормальному человеку не понравится. Тут она рассмеялась и говорит — надо попробовать…
Сразу же испугавшись своего откровения, Ольга замолчала, настороженно взглянув на меня.
Я сделала вид, что ничего не поняла, но больше к этой теме она не вернулась.
Она пришла в себя и начала говорить на другие темы, которые касались ее странной работы, рассказала мне про травы, очень долго объясняла, что такое карма и как ее можно исправить, — в общем, плела всевозможную чушь, мало меня интересующую.
Я вытерпела эту пытку довольно мужественно, но через час посмотрела на часы и весьма натурально вскрикнула: