Неожиданность
Шрифт:
А у меня тут только лапы, хвост и боярин на подхвате. Да и дренажных трубок не видать…
А брюшную полость, хочешь не хочешь, а сушить надо. Выбрал тряпку побольше, взялся совать ее внутрь, обходя кишки с разных сторон. Когда намокала, отжимал в стоящий на полу под моей правой рукой таз. И это длилось, длилось и длилось…
Вроде стало посуше. Кинул в тазик этот кусок ткани, взял следующий. Ни времени, ни тряпок не жалел. Мстислав порозовел, значит время тоже можно не экономить.
Надо было сделать хорошо, а хорошо быстро
Вроде стало более или менее сухо. Пора ушивать.
Позвал Богуслава мыть руки. Он удивился, но пошел. Глупых базаров типа: я их не пачкал или вчера же мыл, не было.
Опустили кисти рук в водку. Миска была здоровенная, места хватило с лихвой для нас обоих. Подержали с минутку, немножко побултыхали, ну и хорош. Стерильных полотенец, почему-то, выдано не было, поэтому руки просто несколько раз энергично встряхнули в воздухе и взялись ушивать рану.
Делали это так: я сводил брюшину, где мог, говорил Богуславу, чтобы держал, и брался шить. Потом также мышцы, и напоследок кожу. Приходилось ушивать и всякие отклонения в стороны — медведь в овсах времени зря не терял. То, что кишечник не был порван, это казалось просто чудом божьим! Или святой Пантелеймон уже бил зверюгу в это время по хищным лапам? Это нам не ведомо.
В одном месте мышцы и кожа были порваны до бахромы. Повертев этот небольшой кусочек в руках, пришел к неутешительному выводу, что даже если удастся пришить эти полоски друг к другу моими допотопными иголками, срастись им не суждено. Придется их убирать.
Ножом, скорее всего не получится, маловато основы, не к чему силу приложить. Взял ножницы, и отстриг все мешающее к чертовой матери! А потом обработал свежую ранку водкой, прошил парочку закровивших сосудов, прижег их поверх швов еще раз, и мы взялись шить дальше. Пару дыр для дренажа пришлось оставить для оттока выпота. Чтобы края оставленного не спадались, сунул туда по тряпке. Дренажных трубок нет, и делать их некогда. Это все длилось часа два.
У Богуслава на невозмутимом лице за все это время не дрогнула ни одна жилка. Конечно, лечил он кого-либо вряд ли, но вспарывать животы врагам было для него в порядке вещей, и делалось это боярином явно неоднократно.
В углу заливисто храпел утомившийся дружинник. Поздняя ночь манит ко сну. Поэтому, когда дело подошло к концу, я протер водкой все швы и попросил.
— Сейчас закончим, распорядись отнести князя обратно. А мне пусть кинут какую-нибудь шубенку или тюфяк здесь на пол — не хочу оставлять его одного. И поесть бы чего, давно не ел.
— Кушетка для тебя, может половчей будет?
— Если есть, пусть тащат.
— А чего ты хочешь у Мстислава увидеть? Рисунок какой невиданный на нем проявится?
— Боюсь ухудшения после нашей возни.
— Не
Надо же какой внимательный этот аристократ! Глаз — алмаз!
— А вдруг опять появится?
— И дружинники заметят. Хватит им в тихом Новгороде даром хлеб жрать, пусть постараются для здоровья князя. Сейчас пошлю этого соню за ними. Двоих хватит?
— С лихвой.
— И то верно, в дозоре иной раз всю ночь и по одному стоят. Старшему скажу, чтобы сменил их часа через три. Жизнь самого князя караулить, это дело такое — помрет он через твою нерадивость, — бежать надо до самого Царьграда. Одними плетями за этакую провинность не отделаешься!
Про еду боярин и не упомянул. Ну и бог с ним, навязываться не буду. Голодный, правда, засыпаю долго и сплю плоховато. Перетерплю, не издохну. На завтраке оторвусь.
А Богуслав уже начал решительно и жестко, как всегда, действовать. Первым делом он подошел и выдал спящему воину крепкую оплеуху.
— Вставай шелудивый пес! Беги за старшим! — прорычал боярин дружиннику.
Тот, держась за отшибленное ухо, пулей унесся из покоев. Богуслав вышел из комнаты, прикрыл тяжеленую дверь, и из коридора доносились только отрывки из обрывков: …ав, мра…, вашу мать!
А я в это время взял Мстислава за пульс, поглядел состояние линий, вошел внутренним взором в брюшную полость. Все было неплохо. Рана была ушита кетгутом, его снимать было не надо. Сам рассосется через пару месяцев, не шелк какой-нибудь. Останутся только рубцы, ну и бог с ними.
А из коридора слуги уже затаскивали кушетку. Женщины торопливо перестилали княжескую постель. По моей команде мужчины и я, по окончании их возни, перенесли прооперированного на спальное место. Бабы понеслись за чистым бельем для моей кушетки.
Прибежали два встрепанных со сна дружинника и с ними, помятый еще хлеще их, старший боец. Этот, видать, перед сном еще и злоупотребил алкоголем. Он ткнул в меня пальцем:
— Его слушать, как меня! Делать все, что прикажет без рассуждений! — и с облегчением ушел досыпать.
Я объяснил ратником суть их обязанностей — неусыпно наблюдать за князем. Побледнеет государь — немедленно будить меня! Одному на свое мнение не ориентироваться, поэтому придвинуть от стены небольшую лавку и глядеть вдвоем. Зря меня не тревожить!
Принцип: уж лучше перебдеть, чем недобдеть, тут выйдет боком. Вдруг князю реально станет плохо, а я спросонок после десяти необоснованных побудок сделаю что-то не то? А заменить меня некем! Ни в Новгороде, ни по всей Руси… Можем потерять раненого — слишком сильно косолапый его порвал и помял. Мужики прониклись духом моих речей и потащили лавку.
Бабы, сделав приказанное, ждали новых указаний.
— Принесите побольше свечей, экономить на лечении нельзя. Заберите простыню со стола, мы ее испачкали. И поищите хоть какой-нибудь еды! Можно кусок хлеба и стакан воды.