Неожиданность
Шрифт:
— Но мне очень надо до моря добраться, с дельфинами договориться…
— Какие еще дельфины? Волхв про каких-то рыб толковал! Может дельфинихи? Морские, падкие до русских мужиков русалки?
— Но с нами Наина будет…, — робко попытался отмазаться я.
— Тоже подстилка приезжая! — гремела Забава, — будет всю дорогу по вашим постелям прыгать! Видела я, как она по тебе нахальными глазками шныряла!
Каждое мое слово истолковывалось только в этом, свидетельствующем о моей супружеское неверности, ключе.
Поняв это, я перестал трепыхаться в руках богатырки, и,
Я, почесывая, ушибленный бок, думал о том, почему мне от женской дикой ревности ни в каком веке покоя нет. Ладно бы хоть повод был какой весомый, на самом деле задрал бы какую юбчонку или сарафан. Но на ровном месте получить этаких подарков от ужасно сильной жены, это уж явный перебор.
Слушая женские всхлипыванья, я быстро понял, что покоя тут не скоро дождешься. А выгребешь хоть один щелбан, дольше чем князь от медвежьей травмы лежать в лежку будешь. И никакие свои способности против богатырки я применить не могу — люблю ее слишком. В общем, уносить пока надо ноги. Пойду у Богуслава отлежусь на резервной кушеточке.
Потихоньку оделся, пробрался на выход, выскользнул в коридор, без стука прикрыв за собой дверь. Ревнивица, увлекшись рыданиями, мой уход не заметила. Уф, пронесло без серьезных травм. Легко отделался!
Боярин обхохотался, слушая мою историю.
— Вот ты влетел! Другой бабе, не богатырке, выдал бы пару оплеух, да и дело с концом! А тут только и гляди, как бы самому не выгрести! А-ха-ха! Такой орел, и еле ноги унес! А-ха-ха-ха-ха!
Обидно, конечно, думал я, этакие речи переслушивать, да хоть отдохну… Но недолго музыка играла, недолго несудимый товарищ танцевал!
Боярская дверь распахнулась как от хорошего таранного удара могучим бревном. Ворвавшаяся Забава легко, как пустой мешок, закинула меня на богатырское плечо. Мои рывки и ропот оборвала коротким рычанием:
— Головенку оторву!
Перспектива показалась мне реальной и пугающей, поэтому пока меня уносили, я больше не боролся и не шумел. В голове вертелись философские идеи о непротивлении злу насилием…
Ночью мы помирились, беспочвенные обвинения с невиновного были сняты. Я получил искренние извинения, и клятвенное обещание ревностью больше не мучиться, в которое сама Забава искренне верила. Я, позевывая в ночной темноте, думал, какое бесчисленное количество раз извинял женщин и верил их искренним, приносимым от всей души, и никогда не исполняемым клятвам.
Глава 14
Утром, полюбовавшись на разметавшиеся по подушке волосы цвета пшеничных колосьев спящей красавицы-жены, подумал: это я тебя ревновать должен, а не ты своего неказистого муженька, сделал привычную зарядку и подался на утренний осмотр послеоперационного больного.
Мстислав горячился уже с утра. Поздороваться он просто забыл. С горящими от новой идеи глазами он начал ее излагать.
— Может мне на коне сегодня проскакать? Он у меня знаешь какой смирный?
Наверное, вроде любимого косолапого мишки из овсов, подумалось мне. То взбрыкнет,
— Приветствую тебя князь!
— И тебе не хворать, — отмахнулся от моей, явно лишней вежливости, знатный пациент. — Ты о деле толкуй!
— Ну, мы же не гунны какие, с постели в седло прыгать, государь.
Высокообразованный Мстислав о гуннах знал, видимо, получил хорошее европейское образование. Недаром он в Европе даже имел другое имя — Гарольд, полученное в честь деда, английского короля. И, в случае какой нежелательной передряги на Руси, можно было отсидеться на Западе, где потомка венценосных родов Англии и Византии, зятя шведского короля, приветят охотней, чем никому не известного русского Мстиславку.
— Гунны — это те, что на Рим ходили? А они тут причем?
— Это народ был кочевой, и на лошадях они ели, пили, спали. Не знаю, где они любили женщин, и путешественники об этом ничего не пишут, но гунн рождался и умирал на коне!
— Ишь ты, — удивился государь. — Вот и мне пора, как Аттиле запрыгнуть на коня!
— Бог в помощь! — завершил я речь завзятого наездника. — Только ведь тебе при прыжке придется все тело напрячь?
— Я напрягу!
— Только меня на это представление не зови. Созови бояр, духовенство, беременную жену, можешь еще кого из иностранцев позвать, а меня, — нет уж уволь.
— Это почему это? — упавшим голосом спросил лошадник, предчувствуя новую паскуду от злого лекаря.
— Ты же ведь и живот напряжешь?
— А то как же!
— Вот мои жиденькие шовчики и разъедутся. А опять любоваться, как твои кишки выпадают, я не хочу. Нагляделся в прошлый раз. А народ пусть позабавится. Детям и внукам будут рассказывать о забавнике и весельчаке князе, жаль, умершем совсем молодым. Кто может хочет поучиться кишки назад запихивать? У тебя бояре, вроде, до этого дела, большие умельцы были!
Князь надулся и умолк. Как ребенок, ей богу! А я стал, не торопясь, проверять состояние брюшной полости. Наружные швы зажили еще вчера. А сегодня и внутренние практически тоже. Осталось проверить все в деле, потренировать.
Зашел Богуслав, присел возле стола. Значит, завтрак уже готов.
— Теперь, князь, для тебя главное дело будет, это научиться ходить до столовой. Как дошел, поел, на своих ногах ушел, — все, лечение закончено, я тебе больше не наставник. Куда хочешь залезай, на ком хочешь скачи, дело твое. Дальше спокойно чтобы жить, тебе самому думать придется.
— Да это когда будет…, — понуро сказал больной.
— Думаю, сегодня к ужину и попробуем. А сейчас по комнате походим!
Глаза у Мстислава вновь загорелись упорным огнем.
— Давай!
И мы дали. Бойко поднялись, минут пять побродили по покоям, вышли в коридор, вернулись. Тут появилась княгиня. Немножко понаблюдала, не вмешивалась с ненужной помощью и советами. Потом государь так мягко опустился на постель, что она даже не скрипнула. Ап!
Я еще раз все проверил, и мы с боярином ушли завтракать. Забава уже куда-то убежала. Скорее всего, по новгородским концам, шлюх стращать.