Неожиданность
Шрифт:
Вернулись к более актуальной теме.
— Мои новые лошади чудо, как хороши, — заметил я. — Какие-то они другие в сравнении с теми конями на которых мне удалось поездить в вашем времени. Очень высокие, легкие на ходу, с короткой гривой. Кожа такая нежная и, видимо, тонкая — аж сосуды видно, блеск какой-то особый от нее идет. Вся шерстка очень коротенькая. Но мне кажется, не вынослива, какая-то уж очень холеная. А нам скакать с передыхами только на ночь, много дней, поздней осенью. С подножным кормом, травой всякой, будет уже трудновато, все к той поре высохнет или поляжет, ячмень то ли продадут
— Помнишь, я тебе толковал про долгую езду на лошади?
— Конечно. Проехался, пробежался, глядишь и прибыли.
— Можешь забыть мои добрые советы.
— А что так? — удивился я.
— Думалось мне, что князь сам коней из тех, что для дружины назначены, для тебя выберет. Настроился тебе опыт дальних походов передать. А его, вишь, смутили мои речи о неминуемом позоре за жадность, и он доверил это дело боярину-дворецкому. А тут уж я не сплоховал, отобрал в поход одних ахалтекинцев! Эти лошади на весь мир славятся. Быстры, легко несут седока, очень выносливы и практически неутомимы. По три дня могут не пить, не есть и не спать. Их, особенно Зарницу, не умаешь. До Смоленска за несколько дней играючи дойдут. И продавать их я бы тебе не советовал: они тебя с народом и до моря легко и быстро донесут. А на ладьях, кто его знает, как еще сложится. А как из конюшни их вывел, по-прежнему настрою, по-стариковски и понес. Уж не взыщи!
— Ладно, пустое, потихоньку разберемся. Главное, что ты этих красавцев нам добыл, не придется на базаре перед уходом дохловатых лошаденок разбирать. От всех нас огромнейшее тебе спасибо! — поблагодарил я нового друга и помощника, неожиданно ради меня пошедшего наперекор интересам своего князя.
Усиленная память подала голос про Буцефала, любимого коня Александра Македонского, на котором было одержано немало блистательных побед. До 21 века считают, что он из этой славной породы. Эти лошади 5000 лет живут обособленно, с другими породами не скрещиваются. Очень выносливы в пустыне, поэтому неприхотливы в еде и воде. Но ведь разводят их, особенно в 11 веке отнюдь не на Руси, а в чужедальной Киргизии. Как же они оттуда могли в нашу страну попасть? Непонятно.
Спросил Богуслава.
— Отец Владимира Мономаха, князь Всеволод, в жены взял девушку из императорской семьи — Анастасию Мономах. Владимиру она стала матерью, а Мстиславу, — бабушкой. Вот в ее приданном эти лошадки табуном и пришли. Как в Новгород взялись переезжать, отец нашему князю несколько потомков этих славных коников и выдал. И ему тут двадцать лет еще куковать! А ты весь мир идешь спасать — кому они нужнее? Тебе, и только тебе! А он и так тут пересидит. Ему я любимого жеребца оставил. Да и вообще, лошадями боярин-конюший заведует — вот с него пусть и взыскивают, чего хотят.
— Да неудобно как-то…
— Неудобно спать на потолке! Одеяло всю ночь падает! Ты о деле думай, а не о мелких и жадных князьках, только благодаря тебе выживших в страшной передряге с медведем! Он за тебя всю свою жизнь молиться должен! А он? И-эх, позорище княжеское… Я бы тебе советовал больше к нему вовсе не ходить — обойдется как-нибудь этот вшивый охотничек, поболеет
Я немножко обдумал здравые речи Богуслава, потом ответил. — Ты кругом прав и решение твое — решение умнейшего человека. К сожалению, не для меня. Сколько считаю нужным лечить — столько и буду возле нашего охотника плясать. Думаю, как он сам до столовой дойдет, тут я и закончу лечение.
Боярин меня аж обнял.
— Первый раз за всю свою долгую жизнь такого человека вижу! Одна погань вокруг! На Руси, наверное, такие люди, как ты, только через тысячу лет и появятся.
— Со мной еще трое таких же пойдут, из этого времени. Никто им за этот поход полцарства или боярскую шапку не даст, золотом не осыплет. А идут. И я в них верю!
— Ну дай вам бог удачи в этом деле! — смахнул непрошенную слезу боярин.
Надо его как-то отвлечь от этой сомнительной темы, — подумалось мне. А то этак на пару с ним тут оба и зарыдаем! Решил вернуться к теме животных.
— А сейчас эта порода коней от киргизов идет. Очень уж далеко от Новгорода этот народ живет. В мое время они объявили этих коней и собак-алабаев национальным достоянием, и из своей страны вывозить запретили.
— Во как, — удивился Богуслав. — Ахалтекинцев-то я знаю хорошо, а псов таких ни разу не видал! Нету их у нас в городе.
— Есть, — заверил я, — если захочешь, тут же и увидишь. Вон она, алабаиха, в будке спрятана, Марфой звать.
— Откуда же ты ее привез? Издалека?
— Не доедешь! Аж с рынка Софийской стороны!
Немножко посмеялись над моею очередной глуповатой шуточкой, и отправились глядеть на редкую породу собак.
Марфа с большим облегчением покинула свой домик. Тут такие события на дворе творятся, а она вынуждена в будке с блохами торчать. Никакой общественной жизни нет! Взял строгий, но горячо любимый хозяин и отсек от лошадиного коллектива.
Ну подушила бы она между делом парочку чужих людей, и что? Их, ненужных, за забором хоть пруд пруди! Душить не передушить! А тут такое лошадиное стадо хозяин на двор пригнал, пасти пора. А вместо дела и веселого голоса крови, нате вам будочную подстилку в лапы!
Собака зарычала на Богуслава, но я ее за ошейник держал крепко.
— Олег, поди сюда!
Конюх огорченно бросил беседовать со своими новыми друзьями, которым он в настоящее время таскал воду из колодца. На грозную караульщицу он внимания не обратил, своих, неотложных, лошадиных дел было выше крыши! Только рассказывай о них работодателю, не теряй времени. И полилось!
— Ячменя у животных мало. Надо срочно покупать лошадкам отдельные кадушки, неудобно всем табуном из одной бадьи пить. Лопату для чистки навоза уже погнул кто-то, надо править.
Хотелось грозно вопрошать: кто посмел погнуть инвентарь конюшни? Сейчас буду казнить без разбору! И выслушивать жалкие оправдания кирпичников: мастер, эту лопату никто, кроме тебя, в руки и не брал…
Псина увлеченно рычала уже на двоих чужаков. Скорей, скорей подавай главную команду всей моей жизни, хозяин — фас, фас! Главное, — не упустить их за забор! Враз ведь исчезнут!