Неожиданность
Шрифт:
Всегда и во всем должно быть чувство меры. Как говорили древние: в малых дозах лекарство, в больших яд. И чистой воды можно выпить такое количество, что никаких доступных радостей, кроме рвоты, и не получишь.
Отсыпал Олегу денег с лихвой на завтрашние закупки для конюшни и завершил застолье.
Назад в княжеский терем мы с Богуславом пошли пешочком. Идеи молодых о скорейшей нашей доставке на лошадях были отвергнуты. Хотелось проветриться после этого сабантуя.
Вдобавок, обоим придется подсовываться к государю слишком близко. На подходе к Детинцу стали обсуждать этот острый вопрос.
— Однако
— Ничего, — успокоил меня Богуслав, — зажуем листьями драголюба, он и не учует.
Боярин с собой в Новгород, видно, целую аптеку трав ударного действия привез, подумалось мне. На все случаи жизни есть растения. Правду из человека добыть — аконит, запах изо рта отбить — держи флакончик, я еще с Ивана Купалы на твою долю неведомой травки насушил! Сколько здесь живу, ни про какой драголюб и не слыхивал.
— У тебя, видать, всякого зелья запасено немерено. Я про такие листья и не ведаю ничего.
— Кухня ведает, — отмахнулся боярин, — повар его и в щи, и в квас, и в пряники — везде сует. Вот у него сейчас и разживемся.
Зашли на княжескую кухню. Могучий повар колдовал над ужином.
— Игнашка, — скомандовал боярин-дворецкий, — драголюба на нас двоих дай, зажевать запах надо!
Кулинар резво добыл немалый деревянный короб полный сушеных листьев, поставил перед нами на стол. Немало, видать, в щи с пряниками сыплет!
— Тут будете жевать или к себе пойдете? — подобострастно спросил он Богуслава.
— Ко мне.
С нами враз отрядили поваренка для переноски контейнера. Обосновались для процесса жевания у боярина. Я сначала понюхал, а потом сунул несколько листочков в рот. Это же мята! Здесь, в Новгороде, ее звали бежава. А то драголюб, драголюб… Несколько минут пожевали и пошли к князю.
Мстислав лежал на спине и тосковал. Увидев нас встрепенулся, с усилием сел.
— Когда ходить будем? Умаялся я тут валяться! Еще морды эти караулят, — скрипнул он зубами, покосившись на дружинников боярина-дворецкого.
— Сейчас и пойдем, — успокоил я государя. — Быстренько взгляну для верности, и побежим.
Присел возле Мстислава, оглядел его внешние и внутренние красоты. М-да, только далеко не убежим, позаращивать швы в брюшной полости хотя бы еще одну ночку надо. Но когда-то надо же начинать, так почему бы и не сейчас?
— Встаем, — скомандовал я. Встали, постояли. — Голова не кружится?
— Вроде нет…
— Пошли!
Довели князя на трясущихся ногах до стола. Немножко постояли с поддержкой ратников, отдохнули. Кое-как развернулись, и с большим трудом добрели назад. Бережно опустили государя в кровать.
— Уже могу ходить! — дерзко заявил Мстислав, отдышавшись.
Ни о каком моем запахе и речи не было, князю было не до того. Я еще позаращивал ткани, и активизировал такой же процесс, идущий изнутри. Боярин отпустил своих караульщиков, нужды в них больше не было.
Затем мы с Богуславом отправились на ужин, прихватив с собой Забаву. Начиналась трапеза весело — много смеялись, бодро поедая рябчиков
— Пьяным пришел, подлец?! — и не, слушая моих косноязычных оправданий, вскочила и унеслась.
— Да, жену травкой не обманешь, — констатировал мой залет Богуслав, — она тебя насквозь видит, через стену учует. Хорошо, что я пока здесь, в Новгороде, холостякую. Вот отстроюсь, тогда и перевезу супругу на постоянное жительство. Здесь будем свой век доживать, хватит по Руси мотаться.
Поговорили о строительстве, суммах, уходящих на бревна, крышу, стекла, на мастеров.
— Доски даром возьмешь, — пообещал я. — Сегодня ты мне помог, завтра я тебя уважу. Ребятам-пильщикам все объясню, возражений не будет. Трудности создать может только боярин Твердохлеб Мишинич. Если очень доймет, придется строить пилорамы в другом месте.
— Постараюсь помочь, — заверил Богуслав, — жаль, что Мстислав здесь, а не в любом другом удельном княжестве сидит. Там князь — царь и бог, что прикажет, бояре на цыпочках бегут делать. Может отличившемуся человеку и боярство с землями да деревеньками пожаловать. А тут что? Воинский начальник, иногда судья по мелким делам черни, да с податей копейку имеет. Все решают сами бояре. Вся власть в городе у них. Посадник реально правит, которого они из самых сильных боярских семей избирают. Никогда ни купчина, какой бы богатый не был, ни ловкий ремесленник, ни, не дай бог, ушкуйник, не пробьются. И боярами им никогда не стать. В этом-то вся и загвоздка. Ты лекарь и скоморох, этим все сказано. Выше головы не прыгнешь. Пой и лечи, а за лесопилку не забудь боярину отстегнуть. Была бы нужная тебе земля у житьих людей, они тоже большими наделами владеют, у них можно было бы и купить. Так они три шкуры бы с тебя содрали. А Мишиничи свои родовые земли нипочем не уступят. Тут думать надо, чем Твердохлеба заманить или запугать можно. Сложная загадка, поломать головушку придется. Но это пока не твоя забота.
Завершив трапезу и беседу, воротились к больному. Я еще немножко поработал и ушел к себе, под теплый бок к любимой женушке. Забава еще не спала, но в разговоры вступать не стала, отвернулась к стене.
Пустяки, уверенно подумал я, сейчас обниму, поцелую, сердчишко женское и растает. Разделся до исподнего и завалился в постель. Начал бережно поглаживать супругу по крутому бедру. Сейчас, сейчас начнется…, пойдут ласки…
Забава вскочила, сгребла меня за грудки и легко, как котенка подняла в воздух. Вот тебе и ласки!
— Где вы, два поганых кобеля, после обеда шлялись и пьянствовали? У мерзких шлюх на Славенском конце отирались? — зарычала она.
Нехорошее какое-то начало, подумалось мне.
— Забавушка, радость моя, какие-такие шлюхи? Боярин мне для похода редких коней добыл, выпили на радостях по рюмочке, сейчас уж трезвые оба, — пытался я увещевать молодую жену.
— Не попрешься никуда из дома! — затрясла меня в воздухе ласковая женушка, — с этими молодыми шлюнами, Ванькой да Матюшкой! У них одно на уме, — к киевским безотказным бабам присуседиться. И тебя, лопуха, враз туда же заволокут! Тамошние ловкие давалки на всю Русь славятся!