Неожиданность
Шрифт:
— Отвязывает! — и бесстрашные сорвиголовы рассыпались в разные стороны.
— Вот тебе лишь бы перепугать всех! — попенял я боярину.
— Спасибо скажи, что не пошутил насчет закопанного клада, который здесь зверюга караулит.
— А то что?
— Окопали бы их отцы все кругом рвом в двадцать аршин шириной и глубиной в два человеческих роста.
— Они бы не поверили!
— Конечно. Но родители сели бы точить лопаты, а к ночи бы пришли.
— За это душевное тебе спасибо. Хватит с меня и будущих слухов о том,
— Не горюй. У меня своих два таких же охламона подрастают — Агафон двенадцати лет, и Герасим четырнадцати. Проходить через Переславль будем, натютюшкаешься еще! Капитолина с этими чертенятами умаялась уж поди!
— Капитолина — это жена?
— Жена.
— Ничего, что ты женат, детей двое, и на французскую девушку польстился?
— Чего-нибудь придумаю, — голосом ошалевшего от чувств влюбленного отозвался Слава, — отвязывай, отвязывай собаку, побродим пойдем!
Я развязал надежный узелок, и мы уверенно зашагали по киевской дороге. Засидевшаяся у церкви Марфушка аж приплясывала на ходу.
— Куда пойдем?
— У нас время до обеда?
— До той поры, пока Ванюшка не прибежит меня приглашать на званый обед криком:
— Маца испеклась! Рыба-фиш готова!
— Золото тоже туда потащишь?
— Конечно. Думаю, дядя Соломон уже разворачивает тигли и черпаки под производство такого количества монеты.
— Иудей хитер. Обдерет он тебя, как липку. Они всех обдирают.
— Евреи, конечно, очень умны, да и я не лыком шит — отговорился я, вспомнив, что у меня со средним сыном Израиля одинаковый Ай-Кью.
— Ты тоже далеко не дурак, — согласился Богуслав. — Только условия будут предложены самые грабительские. Ты будешь сражаться как лев, Соломон потихоньку будет уступать — в общем обычная история. И когда удастся сбить цену на производство монеты вдвое, ты согласишься.
— Пожалуй, да.
— А потом выяснится, что с тебя заломили в четыре раза больше, пользуясь тем, что выбора у тебя нет. Точнее он был, но ты о нем не знал.
— Все может быть, — согласился я, удрученный предстоящей дружбой народов. — А что же делать?
— Походить по рынкам, посоветоваться с менялами и златокузнецами — во что нам встанет разделить наш брусок золота на десять или двадцать частей и обменять все это на звонкую монету.
— А зачем делить?
— Богатого менялу месяц будем искать, а по мелочи на восьми рынках, два десятка деляг быстро разберут. Часть и златокузнецы прихватят.
— Так пошли?
— А уже и идем.
Да, боярский Ай-Кью мой явно превзошел, тут и говорить нечего.
— Заодно и Василису между делом половим, — добавил Богуслав.
— А Оксана толковала, что дело это дохлое.
— Ты ей веришь? — заинтересовался Слава.
— Ей родная бабушка даже не верит!
— Значит ловим?
— Обязательно!
Дошли до базара. Остановили спешащего мимо мужичка
— А скажи, мил человек, какой это рынок? — поинтересовался Богуслав.
— Да это вовсе и не рынок, — завертел башкой от изумления столичный житель, — это торг!
— А название какое-нибудь у него есть? — решил вмешаться я.
— Это Подольское Торжище! Здесь обычным товаром торгуют.
— А на рынке чем?
— Так невольниками, как обычно.
Мы со Славой удивленно переглянулись.
— Эх вы, деревня! — обозначил степень нашего ничтожества бараночник и убежал.
— А я всю жизнь перед иноземцами хвалюсь, что на Руси рабами не торгуют, — с горечью вздохнул боярин. — Это, дескать, в Константинополе. А они тут, вишь, целый рынок открыли.
— Ты у Матвея спроси, сколько он всяких иноверцев за пять лет хождений на ушкуе в рабство продал. У него для каждого врага два исхода — либо смерть, либо рабство, — рассказывал я, вспомнив подходы ушкуйника к делу о проворовавшемся в нашей лавке приказчике Алексее.
— Ладно, что есть, то есть. Пошли с нужными людьми переговорим.
Переговоры длились в течение трех часов. Нас знакомили с нужными людьми, потом вели к следующим. Менялы сменялись ювелирами. К концу содержательных бесед стало ясно — дело решаемое, но долгое.
Значительных живых денег в кошеле не было ни у кого. А ждать, когда они наменяют нам денег, или продадут изделия из нашего же золотишка, было просто некогда.
Хотя бы определились с их долей за обмен нашего бруска на монету. После моих подсчетов выходило, что он нашего золота русаки отщипнут 15 процентов. Теперь, когда альтернативный вариант ясен, можно подаваться сегодня и на иудейское торжище с дядей Соломоном.
В какой-то момент Богуслав оживился.
— А вон гляди, гляди…
— Что там? — отозвался я.
— Уже ничего. Показалось, наверное.
Вернулись на постоялый двор, завалились полежать.
— Чего ты там увидал? — поинтересовался я.
— Да показалось.
— А что показалось? — назойливо продолжил я.
— Василиса вроде промелькнула в толпе. И тут же исчезла. Да это может вовсе и не она была, я ведь только краем глаза ухватил.
— Ты сегодня идешь куда?
— Куда мне бродить! Здесь с Марфой поваляемся.
— Без меня, если кто-то в дверь будет стучать, сразу не открывай, спроси кто пришел. Если ведьма, Марфуша гадину и через дверь учует. Осторожен будь, когда я уйду.
— Это ты уж лишнего!
— Запаса крови на тебя не осталось!
— Хорошо, хорошо, буду осторожен.
— Вот то-то же.
Потолковали еще с полчаса. В дверь постучали.
— За тобой пришли, — съехидничал я.
Боярин неслышно подкрался к двери, прижал к ней ухо. Судя по его разочарованному лицу, ничего интересного он не услышал. Я на всякий случай сел — вдруг затеется какая потасовка.