Неожиданность
Шрифт:
Вдруг Слава ойкнул и отдернул руку. Посмотрел на кончики пальцев.
— Будто иголкой кольнуло! Заколку он что ли бабскую себе в волосищи пристроил?
Взялся разгребать двумя руками — бесполезно, ничего не отыскал.
— Может я не вижу? Слабнет с годами зрение, мелочь какую-нибудь с каждым годом все труднее делается рассмотреть.
Я понимал, о чем он толкует. У меня в прежней жизни было то же самое, мелкие тексты делались совершенно не читаемы. Углядеть в супермаркете без очков для чтения каких там ушей и хвостов производитель наложил
Внимательные старушки вынимали откуда-то толстенные лупы и подолгу изучали тексты, напечатанные для легкости прочтения серыми буковками на темно-синем фоне, а я, повертев банку в мозолистой руке, просто бросал ее в свою корзинку — дома жена все вычитает!
Здесь я был молод, здоров и старческая пресбиопия была мне неведома. Тут же об этой моей особенности вспомнил и докучливый старик Богуслав.
— Володь, у тебя глазки молодые, иди-ка ты взгляни чего тут колется.
Что-то не было у меня никакого желания возиться в чужих волосищах сомнительной чистоты.
— Может это блоха тебя какая цапнула или вошь приголубила? — пытался отвертеться я от этой сомнительной чести.
— Не-е-т, там ощущения совсем другие, — отверг мои выдумки опытный воевода.
Эх, везде он с дружиной походил, все повидал, всех насекомых переловил — его не обманешь. Спрашивается, чем ему более молодой Ванька не подошел? Чем Пелагея с Таниными богатырскими глазищами не угодила? Нет же, привлек, понимаешь, гостя из будущего, эксперта по разной неведомой дряни! А вдруг поганец Невзор себе в прическу микрочип какой ввернул? Или нанотехнологическую штучку какую-нибудь пристроил? Вовчик враз сыщет!
С душевными подстанываниями я взялся за работу. Последней промелькнула мысль о возможной симуляции мной болезни Венцеслава с криком при падении: оборотня зовите, Олег враз унюхает! — и тоже была отвергнута, а волосяной покров черного (как зловеще звучит: черные волосы черного!) волхва подвергся новой проверке.
Я лениво перебирал волоски без всякой надежды на успех. Разумеется, ничего достойного внимания тут не отыщется. Самый максимум — это случайно застрявшая в этой вражеской чащобе стоящая стоймя щепка или остренькая веточка. Если я найду что-нибудь железное, медное или оловянное, это будет просто какая-то неожиданность. Серебряное или золотое — ювелирная неожиданность. Самоцветно-драгоценное — загадочная.
А уж если из этой из этой мелочевки вылезет джинн втрое больше меня, которому и в здоровенном кувшине было тесно, и скажет что-то вроде:
— Салам! Слушаю и повинуюсь!
— я ошалею от этого средневековья окончательно и брякну: ну это уж просто какая-то СТРАННАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ!
Дикий удар электротока (220 вольт бьют гораздо мягче! Я испытал, я знаю!) вошел в мою руку, которая теребила колдуна, прошел через все тело и оттуда метнулся в голову. Удар! Чей-то голос сказал:
— Наконец-то!
Крак! — и свет в моих глазах померк.
Очнулся я уже в сумерках, лежащим возле костра на попоне.
— Оклемался,
Голова особенно не болела, грех жаловаться, только кружилась. Больше донимал неумолкаемый шум в ушах. Но с самого детства я почему-то не мог стерпеть, когда кто-либо прикасался к коже моей головы и не позволял это делать ни горячо любимой матери, ни обожаемым женщинам. Враз зарычу, заворчу, но терпеть не стану. Я сам хоть обкасайся, а другому нельзя! Не стал исключением и священник.
— Руки убери, святой отец, не выношу, когда по голове гладят! — слабым голосом прошипел я, — ишь, повадились тут все, кому не лень, за меня хвататься! Пересядь лучше в сторонку.
— Сын мой, я с обеда возле тебя сижу, вылечить пытаюсь, а ты меня гонишь! — укоризненно проговорил Николай.
— Отсядь, отсядь отче! — весело загалдел сбоку Богуслав. — а то не ровен час цапнет, ершистый он у нас! Вовка, он сейчас не сильный, но опасный — очень кусючий! Раз опять ерепениться начал, значит скоро в силу войдет, жрать попросит.
Церковный деятель никак не мог понять — то ли над ним подшучивают, то ли верно лучше пересесть. Сомнения протоиерея быстро рассеяла лежащая возле моих ног Марфа. Она вскочила и грозно зарычала, обнажая страшные клыки:
— Убиррррайся! Поррррррву!
В считанные секунды поп перебрался от здоровенной зверины к сидящим по другую сторону костра. Эта волкодавиха шутить не будет, враз за хозяина порвет!
Я прикрыл глаза. Слабость то покидала меня, то вновь накатывала волной. Что же это такое было? Неужели Невзор так в своем железном скафандре наэлектризовался? Вряд ли. Вдобавок до меня ведьма и боярин нашарились по мертвому телу вволю без всяких там резиновых перчаток. И им — хоть бы хны!
А меня чуть не убило, несколько часов в коме провалялся. Может быть это подкралась незамеченной шаровая молния? Тоже не может быть — грозы давно не было.
В общем, если взмахнуть знаменитой бритвой Оккама и отсечь все явные выдумки, остается только стандартное для средневековья объяснение — колдовство.
Какой-то скрипучий голос во мне сказал:
— Вот почти и догадался. Я БГНРТВЕ из системы М-3251678, известной у вас как Полярная Звезда. Вы по ней север ищете.
— Послушай БГНТ…, — тут даже моя великолепная память дала сбой, — как тебя там, ты зачем мне на голову упал?
— Я не падал. Я в тебя из Невзора переселился, по твоей руке перетек.
— А зачем?
— В мертвом теле и я бы погиб, а мне всего двести лет, и не пожил еще совсем, и не напутешествовался.
— Перетек бы, вон, — я ненадолго задумался, ища подходящую кандидатуру, — да хоть в Пелагею! Она, может быть, была бы рада.
— Все люди до тебя не говорили нужного для перехода заклинания. Я был бессилен.
— Я-то чего такого сказал? Никаких особых слов, типа там, чуфырь, дудырь, поедем в нашу дырь, я не произносил.