Неожиданность
Шрифт:
— Да я не участвовал…
— Очень даже участвовал! Стоял там, где поставили! Собак спас!
— Ну не я же его убил…
— А кто об этом знает? Краков от нас далеко, слухи туда не доходят. И скорее всего твоя последующая жизнь будет проходить тихо и смирно, пристроишься на какую-нибудь непыльную должность при королевском дворе, и не о чем будет детям рассказать — чем ты славен, где отличился. А такая история враз наследникам врежется в душу. Да и перед внуками можно покрасоваться. Будут кричать детям других
— Это же вранье какое-то получается…
— Как говорят на Руси — красиво не соврать, историю не рассказать! У этих лат, правда, теперь новый хозяин есть. Иван их с боя взял. Он Невзору в глаз попал.
— Я куплю! — зашумел загоревшийся этой идеей Венцеслав. — У меня деньги есть! В придачу одного из коней дам, оружие дорогое! Кольцо вот с большим самоцветом добавлю!
Эх, молодо-зелено… Разве так торг ведут!
Ваня было открыл рот, чтобы подарить ненужное ему железо, но был на корню пресечен Наиной.
— Помалкивай! Пусть человек скажет!
Исход был ясен. Сейчас неопытного поляка отведут в сторонку и разденут до нитки. Представительница торговой нации впитала это умение с молоком матери. Молодожен Ваня вмешаться не посмеет.
Пора было брать это дело в свои руки.
— Ты, Яцек…
— Я теперь Венцеслав! — выкрикнул гордец.
Во как! Ишь, как разобрало! Особенно, наверное, перед внуками покрасоваться охота. Что там девушки? Звук пустой! Сегодня они девушки, а завтра уже бабушки. А внуки для двадцатилетнего парня, это ого-го, самая наиважнейшая вещь!
— Ты, Венцеслав, не горячись. Каждая вещь свою цену имеет. Вдобавок, пока это собственность общепоходной казны, которую я из ничего создал. По-хорошему, из стоимости лат и шлема нужно вычесть деньги за одежду, обувь, оружие и коней для двух участников похода — Ивана и Наины. Придется удержать за питание и проживание на постоялых дворах…
Наина горестно всплеснула руками и отошла, бормоча себе под нос:
— Азохен вей! Нет в жизни счастья честному человеку!
…, а остальное я Ивану возмещу.
Тут вознегодовал и Ваня.
— Неужели я с тебя, мастер, деньги возьму! Да ты меня в люди вывел! А то до сих пор бы со скоморохами нищенствовал! — и тоже, махнув рукой, отошел.
— Называй цену, — деловито сказал Венцеслав, вынимая из седельной сумки здоровенный кошель.
— Найди мне Омара Хайяма, и латы со шлемом твои.
— И все?
— И все. Мне этого вполне достаточно.
— Он же, вроде, где-то возле Константинополя должен быть? Ты же сам с ним договаривался?
— Только до Босфора, что Сельджукскую империю от Византии отделяет, Хайяму неделю по враждебной территории, где его так активно ищут, что он аж не своим именем называется, надо добираться.
Человек он очень известный и его могут повезти на суд императора в столицу — а столица у них черте где, Хайям может просто убежать от тех, кто его ловит, совсем в другую сторону и где он сейчас, бог весть.
Так что будешь искать. Нашел — все это барахло твое. Деревянная рыбка тебя обошла, будем снаряжение Невзора оценивать у оружейников, и тебе придется платить. Или я его кому-нибудь другому продам, а может просто подарю. Мои решения заранее не угадаешь, непредсказуемый я человек.
Венцеслав схватил меня за руку.
— Я найду! Я где хочешь и кого хочешь найду!
Вот ведь растащило молодого на эти железяки!
— Ты не против эту сбрую повозить пока на своем резервном жеребце?
— А можно?
— Нужно! У меня запасных коней нету, все сверх всякой меры нагружены.
— Беру!
— Так и порешим. А сейчас иди, снимай доспехи с трупа. Не испугаешься?
— Да я ничего не боюсь!
Знакомые песни.
— Ладно. Иди занимайся, у меня пока других дел немеряно.
Николай закончил молиться и подошел ко мне.
— Ты тоже помолись, сын мой! Большой это грех человека убить!
— Христос говорил:
Не мир принес я вам, но меч.
Невзор напал на нас, а не мы на него. С нашей стороны это было самозащитой. В этом деле нас бы какой хочешь суд оправдал, хоть княжий, хоть Божий.
— Но сын мой…
— Но святой отец, не морочь мне именно сейчас голову! И так забот невпроворот. После, Коля, помолимся, на досуге. Помоги вон лучше раненому грешнику. Ты, как лекарь, еще неопытен, сам не осилишь — меня позови.
— Осилю! А чем же Кузьма грешен?
— Пятерых врагов только что убил. Мы тут как на войне бьемся. А на ней за это взыска нету. И помыслишь над этим тоже на досуге, когда раненого залатаешь.
Под эти религиозные беседы я вынул из седельной сумки бутылку водки и сунул ее в руки новенькому лекарю.
— Этим облей рану, чтобы заразу извести.
— А поможет?
— Это вроде как огнем прижечь, только помягче — ожога не будет.
— Да больно поди! — зароптал подошедший к нам Кузьма. — Говорю же, мочой надо помазать!
Я вздохнул. Трус, как все мужики! — говорит моя мама. И надо же: этот рыцарь без страха и упрека, бросившийся в одиночку на пятерых тяжеловооруженных воинов, которых ему и ударить то толком было нечем — легонькая сабелька не в счет, струсил при виде антисептика, который и пожжет-то несколько секунд.
Рявкать на него бесполезно, он не щенок какой-нибудь растерявшийся, а совершенно самодостаточный человек и воин. Делать нечего, будем объяснять и убеждать.
— Кузьма, одноногому на Руси хорошо живется?