Непарадигматическая лингвистика
Шрифт:
Не расписывая материал полностью, предлагаем только несколько иллюстративных положений, поясняющих выбор перечисленных выше признаков.
По признаку 1 выделяется словенский язык, в котором происходит сильная фонетическая модификация общеславянских единиц. Например, etec < е + to + ci; kar < ka + r (= ze); kec < ka + d + ci; kjer < къ + de + ze и т. д.
По признаку 2 выделяется как отрицающий эту тенденцию русский язык (но нужно не забывать о том, что графика суть продукт кодификации).
По признаку 3 тоже выделяется русский язык. Например, южнославянское dali < da + li; сербские danu < da + nu; da'sto < da + сь + to, польское dlacego и многие другие примеры подобного рода встречаются, точнее, существуют и в русском языке, но они дистанционно «распылены»: Да будет ли вы есть, наконец?; Да, но в целом вы неправы; Да ну тебя!; Да скажите, что там происходит; Для чего вы это все сделали? и т. д. Что стоит за этим признаком, точнее, за дистанцированностью партикул, в русском высказывании?
Как кажется, за этим стоит отход от правила Ваккернагеля, обязательно «приклеивающего» вторую партикулу за инициальной первой. Однако трудно сказать, «потерял» ли русский язык это «правило» или вообще его не имел. По сути, ваккернагелевскому правилу следует только партикула же (возможно, ли).
Признак 4 – стремление к созданию громоздких партикульных кластеров. Он не идентичен второму, поскольку многие «склеенные» и графически единые комплексы по всем славянским языкам, скорее, бинарны, типа ako, eko, ile, jeli, koli, oze, nebo, atje, zato, ledva и т. д. Громоздкими комплексами мы считаем кластеры партикул, начиная от четырех слогов и более. Эта тенденция характеризует южнославянские языки. См.:
Etavako – сербский,
Etoliko – сербский,
Evovaj – сербский,
Jedinamo – сербский, старорусский,
Kogbdaze – словенский, сербский, кашубский,
Nekamoli – сербский.
Nikamoze – старославянский, старорусский, словенский, сербский,
Odovuda – сербский,
Otsenova – болгарский,
Takovbdje – старославянский, сербский,
Tavodek – сербский,
Tudakerak – сербский диалектный и под. Признак 5 относится к геопреференциям славянского континуума (то есть к предпочтению той или иной партикульной формы). В книге [Николаева 1985/2005] уже предлагался некий набор фонетических признаков для партикул славянского пространства:
• открытая фонетическая структура;
• отсутствие звука r в реконструируемом начале;
• отсутствие сочетаний с плавными.
По этим признакам партикулы противопоставлялись предлогам, где представлена именно такая фонетика. См. примеры славянских предлогов: prama, predi, predtem, prema, pri, prije, pro, promedju, proti, proz и т. д. К этой же идее противопоставления этих двух рядов элементов языка относилось отмеченное предпочтение b
В целом же у партикул намечается тенденция к доминированию группы передне– и среднеязычных консонантов.
Хотя многие употребления партикул сложным образом пересекаются на хронологической оси типологии (например, в некоем современном языке этой партикулы или комплекса партикул нет, а в этом же языке раньше это было), все же зональные фонетические предпочтения славянского пространства (признак 5) увидеть можно. Так, различаются зоны jako/kako. Первая зона, jako, скорее, это западнославянские языки. Вторая – языки южнославянские и восточнославянские. По такому же принципу различаются и адъективные партикульные образования: см. чешский jaky и русский какой, сербский какав. Но из этого не вытекает, что западнославянские языки обязательно предпочитают йотацию в инициали слова. Что это не так, можно убедиться, введя следующее деление на зоны уже по другой модели: jed(b)-/led(b)-. Здесь начальная йотация представлена: в старославянском, русском, чешском, сербском, словенском, болгарском, македонском. Вариант le-, считающийся вторичным, представлен в украинском, белорусском, словацком, польском.
Итак, рассказ о трудностях идентификации славянских партикул и о проблемах их не-количественной типологии можно назвать неким «интродуктивным введением» в грамматику славянских частиц.
§ 4. Славянские партикулы и славянские местоимения
Если в главе второй настоящей монографии рассматривался вопрос о том, какую роль играют партикулы при создании парадигмы местоимений и состоят ли местоимения из одиночных партикул или их комбинаций, кластеров, или же местоимения 1-го и 2-го лица не восходят целиком к партикульному фонду (§ 5 главы 2), и при этом, естественно, рассматривалась вся система местоименных парадигм, то в настоящем параграфе нас интересуют другие вопросы, хотя и связанные с вышеуказанными. Какие же это вопросы?
• Прежде всего, это вопрос о том, какой процент в общем числе слов славянского коммуникативного фонда занимают собственно местоимения. Под местоимениями мы в данном случае имеем в виду их словарную форму, а не парадигму как таковую. Поэтому нас, как правило [132] , не будут интересовать словоформы любого местоимения (то есть его падежная инфраструктура). Не будут также интересовать все мучительные проблемы, которые доставляют лингвистам так называемые «клитики», а также вопрос о наличии в языке «слабых» и «сильных» местоимений (см. о клитиках и слабых и сильных местоимениях § 4 главы второй).
132
Некоторые отклонения от этого правила будут существенны в дальнейшем изложении и будут специально оговариваться.
• Второй вопрос – это соотношение местоимений с общим набором славянских партикул, то есть вопрос о том, есть ли в местоимениях как утвердившемся классе что-нибудь «особенное», то есть не вписывающееся в список партикул славянства (разумеется, в список их инвариантов), или же все местоимения складываются из этих партикул. Если же что-либо «особенное» есть, то в каких именно классах местоимений оно обнаруживается?
• Какой процент из общего числа славянских местоимений занимают местоимения «всеславянские»? И какой процент характеризует лишь группы языков или отдельные языки?