Непарадигматическая лингвистика, Николаева Татьяна Михайловна

Непарадигматическая лингвистика

на обложку

Николаева Татьяна Михайловна

Шрифт:

12. Неясным остался в монографии интересный вопрос: почему местоимения первого и второго лица обоих чисел сохраняют некий не-партикульный элемент, а местоимения третьего лица – будь то полные или краткие – целиком состоят из партикул (разного набора?).

13. Однако язык во многом оказывается сложнее, чем это представляется языкознанию. Так, например, в книге достаточно подробно реконструирована история русского односложного местоимения первого лица я, которое в конце концов возводится к интродуктивной сложной комбинации элементов, означающей примерно ’вот он я’, или, как формулирует В. Н. Топоров, ’вот

моя здешнесть’. «Скрытая память» русского языка сохранила семантику различия высказываний с я и «без -я». Поэтому и в истории партикул не всегда краткое сложнее более развернутого.

14. Исследователи клитик часто говорят об обнаруженном в немецком языке (не знающем кратких прономинальных форм) местоимений слабых и сильных. Наше исследование показало, что в русском языке можно говорить о таком же явлении. Но лучше от этой теории отказаться, так как в обоих языках сила или слабость (просодическая, конечно) зависит не от исходных свойств того или иного местоимения, а от их синтаксических и интонологических коммуникативных заданий в высказывании. Несмотря на блестящие результаты А. А. Зализняка, исследовавшего позиционную хронологию русских энклитик, открытым в этом плане остается вопрос об исчезновении в позднем русском общеславянской клитичности и переходе на систему полных местоимений.

15. Выше (п. 7) говорилось о том, что основной семантической категорией, определяющей весь спектр значений партикульного фонда, является категория определенности / неопределенности. В современном мире славянской грамматики обе стороны этой категории выражают партикулы с консонантными опорами на *s и *t. Это может быть некто, тотъ, кто-то, этотъ, вчерась, сей, kto§, небось и т. д. Амбивалентность этих партикул говорит об их архаике. Более внимательный анализ славянского словаря и грамматики показал, что славянские языки лишь частично, благодаря закону открытого слога и других мощных структурных преобразований, сохранили индоевропейское наследство, в котором пара s/t играла колоссальную роль в создании основ и парадигм в целом. Разным точкам зрений лингвистов, постаравшихся объяснить ведущую роль этой консонантной пары и их возможную комплементарную заменяемость, посвящен специальный раздел главы второй нашей монографии. Как и в случае с клитиками, несмотря на самое внимательное отношение к материалу, никто не проводил анализ экспериментально-фонетический. Наше исследование показало – в известной степени – причины исходного доминирования этой консонантной пары в коммуникативном партикульном фонде.

• Во-первых, обе эти согласные глухие, а глухие консонанты акустически (и тем самым перцептивно) сильнее звонких.

• Во-вторых, они различаются только по одному признаку: способу образования, но не различаются по месту образования.

• В-третьих, они «сильнее» других глухих, что является фактом экспериментальной фонетики, на который никто не обращал внимания.

16. Наконец, как эволюционируют эти элементы в пределах, скажем, славянского пространства? Я думаю, что эволюционная схема здесь такова:

• На первом этапе консонантные опоры партикулы не различают глухих и звонких. Семантика их диффузна и в дальнейшем может различаться даже в пределах родственных языков.

• На втором этапе выделяются будущие «изолированно функционирующие партикулы». Происходит формирование кластеров. Партикулы приобретают более четкое значение. Например, о + ва + ко – образ действия, а о + ва + мо – локальность.

• На третьем этапе (точнее, последнем) происходит окончательная грамматикализация: изолированных партикул, распределившихся по союзам, частицам, местоимениям, словоформ с партикулами-флексиями, партикульных кластеров разной таксономии.

17. Наконец, мы вновь возвращаемся к первым разделам монографии, где ставится вопрос о том, почему до сих пор существует в языкознании никем полностью не описанный, но всячески демонстрирующий себя на разных узлах языкового существования целый пласт языка? Ответ на это был дан мною в первой главе в соответствии с идеями Т. Куна о развитии «нормальной науки» и том периоде, когда ее акме становится тормозом и проблемы альтернативных научных построений снимаются. В нашем случае есть еще в языкознании и некоторый страх – страх перед поиском первообразных элементов, страх перед чем-то неведомым, что явно таят в себе наши непритязательные партикулы. Поэтому они и не описываются целиком, а отдельные исследования, даже и замечательные, существуют. Как ни удивительно, у лингвистов-предшественников, начиная с Ф. Боппа и кончая Ф. Шпехтом, этого страха не было.

Я старалась показать и даже доказать, что «по-уровневая» лингвистика, начинающаяся с фонологического уровня, строится на системно-абстрактном уровне и потому с языкознанием, начинающимся с элементарных частиц и высказываний и доходящего, поднимающегося до парадигматического строя с синтаксисом, в нашем понимании еще не упорядоченным, сосуществовать не может.

18. Я надеюсь, что эта моя книга будет первой отечественной монографией, развивающей вопросы метаописания и просто описания этих первообразных коммуникативных элементов.

Приложения

Приложение № 1

Список примарных общеславянских партикул

Итак, нами был выведен следующий список примарных общеславянских партикул (сначала представляем их в латинице, затем в кириллице):

a/; а,

e/ o/ vo; е / о / во;

i / hi / ji / jь; и ;

da; да;

li; ли;

ne; не / нe;

ni; ни;

no / nu; но / ну;