Непобедимый. Право на семью
Шрифт:
— Да к черту… — выдыхаю в конце концов и вытаскиваю не самые удобные нюдовые босоножки.
Иду с ними в прихожую. По пути заглядываю на кухню, чтобы убедиться, что посудомоечная машина включена. И, конечно же, обнаруживаю ее далеко не в режиме работы, а с распахнутой дверцей. Тарелка из-под каши стоит на столешнице и уже подсыхает.
— Боже… — бормочу, завершая работу.
Оглядываюсь и замираю, когда слышу, как в прихожей скрежещет ключ. Сначала удивление не дает пошевелиться, а потом волнение.
Замок не проворачивается… Но дверь
Бурно вздыхаю, когда в проеме вырастает крупная фигура Тихомирова.
— Почему дверь открыта? — сходу нападает он.
Тон суровый, взгляд жесткий.
— Я закрывала, — оправдываться бессмысленно. Но признать ошибку под таким давлением смелости не хватает. — Не знаю, как получилось…
— Не знаешь, значит? — повторяет мрачнее. Ведет взглядом по мне. Оценивает с головы до ног. Что ему не нравится? Дальше следует осмотр кухни. В районе стола замирает. — Сахар, — цедит, будто уличая в смертельном преступлении.
Я вздрагиваю. Прослеживаю взглядом. И вновь вздрагиваю.
— Я не доставала его сегодня!
— Кто же его тогда достал? — отражает непробиваемым тоном. — В этом доме только ты его ешь.
Сцепляя зубы, раздраженно закатываю глаза. Взбешенно вздыхаю.
Не собираюсь больше с ним разговаривать!
Резко срываясь с места, демонстративно подхватываю чертову сахарницу и, громко хлопая дверцами, возвращаю ее «на место».
Забываю о том, что хотела спросить, почему он так рано вернулся из зала. Мне плевать! Не глядя, пролетаю мимо Тихомирова в коридор. Он зачем-то идет следом.
Бросаю на пол босоножки, но наклониться к ним не успеваю. Миша подхватывает и несет меня в спальню.
— Что ты делаешь? — вырывается у меня после паузы.
Не отвечает. Вижу, как стискивает челюсти. Шумно и горячо выдыхает уже мне в шею. На кровати. Я отталкиваю, он прижимается. Перехватывая мои руки, разводит их в стороны. Притискивая к матрасу, пытается поцеловать. Уворачиваюсь, замирает у щеки. Медленно отстраняется и смотрит. Я невольно отражаю.
Кипим. Вместе.
— Миша… — единственное, что получается прохрипеть, прежде чем он запечатывает мой рот своим.
Едва его язык оказывается внутри меня, едва я ощущаю его вкус, мозг отключается. Прикладываемая сила и неудержимая страсть Тихомирова захватывают мгновенно. Больше не нужно фиксировать мои руки, он это понимает и отпускает, чтобы я обняла. Оглаживаю горячую кожу шеи, на эмоциях щипаю. Когда чувствую, как задирает мое платье, царапаю.
Мы ничего не говорим. Отрываемся только, чтобы освободиться от одежды. Я все снимаю и Миша… В солнечном свете полностью голый предстает. Теку лишь от того, что вижу. Между ног хлюпает, когда перемещаюсь.
Тихомиров меня сразу же дергает и подминает. Прожигая взглядом, впивается губами, а после и зубами в шею. Жадно целует грудь. Я выгибаюсь и громко стону. Потеем еще до того, как он входит в мое тело. Все движения отрывистые, неопределенные — то боремся,
Хочется целоваться, но сил не хватает. Только тремся раскрытыми ртами. Через стоны и хрипы прихватываем влажную плоть губами. Остановиться, замереть хоть на секунду ни у Миши, ни у меня не получается. Толкаемся друг другу навстречу, не замечая того, как одуряюще стучат наши сердца, как срывается дыхание, какими натужными становятся стоны. Пока удовольствие не достигает пика. Откидывая голову, мечусь, словно в лихорадке. Хриплю и отрывисто мычу. Трясусь настолько, что Мише меня ловить приходится. Притискивая к матрасу, он с рычащим стоном изливается мне на живот. Не думая, что и зачем делаю, ловлю член. Сжимая, двигаю ладонью. Стоны Непобедимого становятся неистовыми, я от них глохну. И схожу с ума.
Когда пульсация наших тел стихает, еще какое-то время не двигаемся. Не торопимся посмотреть друг другу в глаза. Медленно восстанавливаем дыхание. Практически до минимума спадает пульс. Только тогда замираем. И это является своеобразной командой перед рывком в холодную воду.
Приготовиться? Нет, не успеваю…
Миша поднимается, мои руки соскальзывают. Сталкиваемся взглядами. В груди новый взрыв происходит. На этот раз мучительный, с примесью тоски. Но молчание не прерывается. Ничего не говорим. Собираем вещи и расходимся. Я в ванную сбегаю, а Миша в свою комнату.
Вожусь я долго. Приходится заново приводить себя в порядок. Платье тоже оказывается сильно измятым. В этот раз выбираю топ и короткие брюки. Удивляюсь, заставая Тихомирова в гостиной. Он разговаривает по телефону.
— Нет. Не смогу. Занят буду.
Ненадолго встречаемся взглядами. Я прикладываю все усилия, чтобы не покраснеть. Жаль, оценить свои труды не могу, тело и без того ощущается горячим.
— Подвезу тебя, — прилетает мне в спину уже в прихожей.
Не реагируя, наклоняюсь, чтобы обуться. Но сцен не устраиваю. Выйдя из квартиры, спокойно иду за Мишей.
В дороге продолжаю молчать. Чувствую, что он то и дело бросает какие-то напряженные взгляды в мою сторону. Делаю вид, что меня это не волнует. Свободно откинувшись в кресле, смотрю исключительно в окно.
На парковке университета вдруг вспоминаю, что это мой первый день после возвращения, и волнение слегка смещает направление.
— Тетя Полина просила не спешить забирать Егора, — вот, что говорю ему на прощание.
И выхожу.
Не оглядываясь, вливаюсь в шумный поток молодежи. Шагаю без остановок. Все это время дверь в корпус держу, как цель. Пока меня не сбивает Алик. Со смехом приветствуя, обнимает. Вот тогда я оборачиваюсь и с какой-то тревогой отмечаю, что Миша еще не уехал.