Непокорная тигрица
Шрифт:
Она сделала все возможное, чтобы тщательно вымыться, а потом занялась туникой, которую дала мадам Суй. Зная, что ей предстоит встреча губернатором, Анна постаралась подогнать одежду по своей фигуре, чтобы она не висела на ней, как мешок. Закончив приводить себя в порядок, она в сопровождении охранника поднялась на второй этаж к своему так называемому мужу-мандарину. Войдя в комнату, она увидела, что он разговаривает со своим другом-слугой. Цзин-Ли выглядел усталым. Он сидел, понурив голову. От его обычной веселости не осталось и следа.
— Оба сбежали, — говорил Цзин-Ли палачу. — А теперь,
Анна замедлила шаг. Работорговец? Значит, напавший на нее мужчина, чью кровь она никак не может смыть с себя, работорговец? Ее могли избить, изнасиловать, а потом продать в какой-нибудь бордель. Она украдкой посмотрела на палача. Сообразив, что мандарин спас ее от ужасной участи, она почувствовала себя не в своей тарелке. Больше всего Анну раздражало то, что она, вспоминая об этом страшном происшествии, пропускала самые неприятные моменты и думала только о том, как палач держал ее на руках. Он крепко обнял ее своими сильными руками, и ей сразу стало тепло и уютно. Он что-то говорил ей, но она не могла вспомнить, что именно. Скорее всего, он пытался успокоить и подбодрить ее.
Все это было так необычно, что просто не укладывалось в голове. Анна чувствовала себя совершенно сбитой с толку. Ей просто хотелось уехать, хотелось вернуться в Англию. Там, по крайней мере, не случаются такие странные вещи. Об этом ей рассказывали в миссии. Сестры говорили, что в Англии живут цивилизованные люди, и жизнь там подчинена строгому распорядку. Она не понимала, что это значит, но не оставляла надежды побывать в далекой стране и посмотреть на ее жителей собственными глазами. Ей не терпелось узнать, что же такого хорошего есть в этой Англии. Но поскольку у нее не было возможности туда поехать, то сейчас все ее мысли были заняты тем, как бы достать опиум и выкурить трубку. Однако вместо курительной трубки неожиданно явился ее загадочный супруг, который с каждой минутой казался ей все более и более... привлекательным.
Тем временем Цзин-Ли продолжал что-то тихо бормотать.
— Нам не стоит оставаться здесь. С нами никто не станет разговаривать. Нужно ехать в Шанхай.
Палач удивленно посмотрел на него.
— Подожди там, — сказал он, указав другу на дверь. — Поешь пока рисового отвара.
Цзин-Ли охватил такой ужас, что, посмотрев на него, Анна чуть не засмеялась. Мандарин же не удержался и прыснул от смеха. Затем он перевел взгляд на нее, и у Анны перехватило дыхание. Во рту сразу появилась какая-то сухость, а сердце стало биться медленнее. Она не понимала, почему ее тело так странно реагирует на внимание этого мужчины. Но когда он смотрел на нее, у нее все замирало внутри.
И тут палач засмеялся еще громче.
— Ты выглядишь, как мокрая цапля, которую завернули в мешок, — произнес он сквозь смех.
Анну обидели его слова, хотя она, конечно, понимала, что он прав. Мокрые пряди волос прилипли к голове, а туника из грубого полотна, которую она подвязала веревкой, чтобы хоть как-то подчеркнуть свою талию, действительно напоминала мешок. Когда Анна осмотрела себя, она не могла не согласиться с этим замечанием. Но она очень старалась придать себе более привлекательный вид. Она хотела...
— И все-таки
Анна облегченно вздохнула. Этот мужчина был таким непредсказуемым, что она не понимала, как реагировать на все его выходки. Он мог засмеяться в самый неподходящий момент, он всегда говорил то, что думает. Казалось, у этого человека весьма переменчивый нрав, а сам он ограничен и лишен проницательности. И все же под этой маской таился холодный, расчетливый ум и нечто... темное. Очень темное. Оно притягивало ее. Помедлив, Анна плавной походкой направилась к нему.
— Я сделала все, что было в моих силах, — глядя ему в глаза, сказала она.
Мандарин уже не смеялся.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он и приветливо улыбнулся ей.
Анна вздохнула, пытаясь унять бушевавшую в ее душе бурю противоречивых чувств.
— Я хочу уехать из Китая, — призналась она, а потом, испугавшись, что выдала себя с головой, крепко сжала губы. Что с ней, в конце концов, происходит? Нужно думать, прежде чем говорить!
Улыбка сразу же исчезла с лица палача, и все его тело словно бы обмякло.
— Жить в Китае, конечно же, небезопасно. Поживи со мной хотя бы некоторое время, и я подумаю, как тебе помочь.
Она заставила себя улыбнуться. Конечно, он сейчас солгал ей, и они оба понимали это. Но, посмотрев ему в глаза, она почти поверила.
— Вы — очень хороший бизнесмен, — пробормотала Анна. Она хотела сказать «мошенник», но не знала, как это звучит по-китайски. К тому же ее приемный отец всегда, когда пытался обмануть чиновников, называл себя бизнесменом.
Мандарин в ужасе отшатнулся от нее.
— Ты всегда намеренно обижаешь тех, кто хочет тебе помочь?
Она недоуменно захлопала ресницами. В окружении ее отца это слово считалось самым большим комплиментом. Но, как выяснилось, не для палача.
— Однако... — пробормотала она.
— Я — ученый, белая женщина! Я изучал Хуана Ди Цзиня и Сюнь Цзы. Я вел дискуссии на темы морали с самим императором! Я — последователь учения Конфуция и сторонник... — Он еще какое-то время продолжал говорить громко и страстно, перечисляя какие-то неизвестные имена и названия. Она же изумленно смотрела на него, забыв даже извиниться.
Когда же он, желая подчеркнуть важность последних слов, ударил кулаком по столу, Анна вздрогнула и сказала первое, что пришло на ум:
— Неудивительно, что мы первыми изобрели военные корабли.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Эта тишина действовала ей на нервы. Наконец она не выдержала и, пристыженная, опустила голову. Кто она такая, чтобы давать этому человеку советы по поводу того, как нужно управлять страной? От него сейчас зависела ее жизнь. Нужно быть последней идиоткой, чтобы так дразнить его. Но теперь уже поздно сожалеть. Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Краем глаза она заметила, как Цзин-Ли шагнул к ней и поднял руку, собираясь ударить. Она зажмурилась и съежилась в ожидании удара. В конце концов, она вполне заслужила подобное обращение: недопустимо быть такой глупой.