Непокорный алжирец
Шрифт:
Это был конец передачи. Шарль сердито щёлкнул выключателем и задумался. Если в Париже уже известно о восстании, а Елисейский дворец не пал, это грозит многими и существенными неприятностями. Чёрт, может, не стоило рисковать, вмешиваться в этот сомнительный заговор? Не на шутку взволнованный, Шарль быстро оделся и вышел.
Город имел необычный вид. Через каждые сто-двести метров улицы пересекали транспаранты: «Секретная военная организация начала действовать!», «Да здравствует ОАС!», «Долой Пятую республику!». На стенах домов, даже на бортах проезжающих автомашин белели полуметровые
— Говорят, на Париж сброшено пятьдесят тысяч парашютистов! Взят аэропорт. В городе идут уличные бои.
— Начальник полиции застрелился! А генерал Рамадье взят живым!
— Слышали, в Роше-Нуар [22] создано новое правительство? Его уже признали американцы…
Отделить правду от вымысла среди этого потока самых разнообразных слухов не было никакой возможности.
Алжирцы почти не встречались, улицы заполняли только французы. Горластые толпы вооружённых юношей, старшим из которых вряд ли было больше восемнадцати, со свистом и рёвом носились по городу, не зная, где найти применение своему боевому пылу. Вот несколько парней заинтересовались небольшим магазинчиком, хозяин которого, не решаясь выйти на улицу, смотрел сквозь стекло витрины.
22
Роше-Нуар — резиденция генерального представителя Франции в Алжире.
— Ребята, глядите на этого суслика!
— Боится, гад, из норы вылезти! Давайте выкурим его оттуда!
В витрину полетел увесистый камень. Брызнули осколки. Юнцы радостно заржали. Не сдержав возмущения, лавочник выбежал на улицу, ругаясь, принялся стыдить хулиганов. Тем только этого и нужно было. Один сбил с головы алжирца красную феску и поддал её ногой. Второй выволок из-за разбитой витрины чашу с изюмом, надел её на голову лавочника. Третий сунул за шиворот несчастного горящую сигарету.
В это время в сопровождении двух почти таких же толстяков, как он сам, подошёл Шарль. Парни притихли, одинаково готовые и дать тягу и наброситься на новую жертву. Однако один из них узнал двоюродного брата генерала и вежливо поздоровался. Шарль одобряюще потрепал парня по плечу. Лавочник, пытаясь вытряхнуть из-за рубашки сигарету, повернулся к Шарлю с искажённым от боли лицом:
— Посмотрите, что вытворяют!.. Если и алжирец, значит можно надо мной издеваться безнаказанно?..
Шарль грозно нахмурился.
— Не болтай! Придержи язык, а то лишишься его вместе с головой! Запирай свою лавку и уходи — не будет сегодня торговли, сегодня — праздник!
Теперь Шарль уже не боялся. Сомнения, возникшие было в глубине его сердца, растаяли перед внушительной силой, что заполняла улицы города. Плакаты, решительные лица десантников, боевой дух ополченцев — разве можно преградить путь такому
Какой-то старик из толпы бросился к Шарлю, крепко обнял его.
— Поздравляю! От всего сердца поздравляю. Взошло над нами солнце счастья!
Это был Беркен. Шарль обрадовался ему:
— Здорово, старый пират! — прогудел он. — Дождался-таки своего часа?
За плечами Беркена торчал ствол боевой винтовки, пояс на поджаром животе оттягивали подсумки с патронами. Глаза старика возбуждённо блестели.
— Двести человек привёл! — гордо заявил он. — Понадобится — ещё столько же приведу! Скажи генералу, Шарль: потомки великого Наполеона не перевелись! Пусть не боится наш генерал!
Подошли два парня с винтовками за плечами. Беркен с гордостью показал на них Шарлю:
— Это сыновья мои! И ещё один — в армии! Готовы идти, куда прикажут!..
Застрекотали моторы вертолётов. Выбросив целую стаю листовок, они улетели на запад. Люди подпрыгивали, ловя листовки налёту. Подхватил одну и Беркен, пробежал глазами, закричал:
— Да здравствует генерал Ришелье! Виват!
— Вива-ат! — дружно подхватили вокруг.
Лицо Шарля расплылось в счастливой улыбке.
Касба была полна решимости встретить опасность грудью. На стенах домов и заборах висели наспех написанные лозунги: «Долой ОАС!», «Да здравствует независимый Алжир?», «ФНО!». Две части города превратились в два враждебных лагеря. Между ними прекратилось всякое сообщение, пограничные ворота были закрыты. И всё же вести о бесчинствах французских ополченцев докатились до Старого города.
— Разгромили лавку Абдуллы Мялика!
— Обесчестили дочь Башшара!
— Доктору Решиду глаза выкололи!
— В мечеть Мухаммед-аль Аббуди бомбу бросили!
Здесь тоже правда мешалась с вымыслом. Но даже если бы вымыслом оказалось все, люди бы не успокоились. Чаша терпения переполнилась. Люди рвались к решительным действиям. Но нельзя было допустить стихийного, неорганизованного выступления, это привело бы к тысячам бессмысленных жертв. Майор Лакдар, не случайно оказавшийся в городском штабе Фронта Национального Освобождения, созвал экстренное совещание.
Его сейчас трудно было узнать. В целях конспирации он сбрил свою роскошную бороду и усы и сразу помолодел на добрый десяток лет. Лишь в чёрных глазах таилась усталость, да покрасневшие белки глаз свидетельствовали, что Лакдар не одну ночь провёл без сна.
Положив руку на колено тощего парня, он говорил:
— Ты прав, Мехти, нам не привыкать к тяжёлым испытаниям. И всё же такого, как сейчас, ещё не было, тут нельзя решать с маху. Перед нами не просто враг, а озверелые бандиты, фашисты, почуявшие запах крови. Никому ещё не удалось повернуть вспять колесо истории. И этим — тоже не удастся. Однако мы обязаны помнить, что враг не станет разбираться в средствах для достижения цели. В этой борьбе нам поможет и Франция. Миллионы честных французов поднимаются против оасовцев, они понимают, чем грозит Франции оасовский режим, испытали все прелести фашизма. II мы тоже должны поднять весь алжирский народ.