Непокорный алжирец
Шрифт:
— Вы чем-то расстроены? — полюбопытствовал Бен Махмуд усаживаясь. — Вид у вас невесёлый.
— Чему веселиться-то? — буркнул Абдылхафид. — Тому, что из Франции повеяло концом света?
Бен Махмуд беззаботно рассмеялся.
— Не принимайте, дорогой друг, всё так близко к сердцу. Я только от его превосходительства господина генерала. Он заверяет, что были причины, которые помешали бросить на Париж парашютистов…
— Ясно, «причины»! — оборвал собеседника Абдылхафид. — Вся Франция поднята на ноги, попробуй теперь подступись к Парижу! Упустили момент — вот и все причины.
— Напрасно вы теряете
— Да услышит вас бог! — насмешливо произнёс Абдылхафид.
Рафига принесла виски и сифон с содовой.
Бен Махмуд пододвинул к себе бокал и, не наполнив его, заговорил:
— Есть другой серьёзный повод для беспокойства. Мятежники, кажется, собираются спровоцировать городское население на демонстрацию. Говорят, сам Лакдар прибыл в Касбу. Правда это или нет, аллах ведает, но Касба гудит, как осиное гнездо. Его превосходительство господин генерал настроен весьма решительно. Не позволим, говорит, базар устраивать, огнём подавим бунт. Опасаюсь, что может произойти кровопролитие. Надо бы нам вмешаться, удержать обманутый мятежниками народ от безумства.
— Удерживайте, удерживайте!.. — всё также насмешливо посоветовал собеседнику Абдылхафид. — Мне, честно говоря, со вчерашнего дня что-то нездоровится, всё тело ломит, будто меня в ступе толкли, за ночь почти глаз не сомкнул. Вы уж постарайтесь, а я полностью согласен со всеми вашими действиями.
«Хитришь, приятель, — подумал Бен Махмуд, — хочешь отсидеться, за чужую спину прячешься». И прямо спросил:
— Действовать-мне, а заслуги — пополам?
Абдылхафид нахмурился, ему очень хотелось поставить на место этого зарвавшегося Бен Махмуда. Но он понимал, что очкастая лиса непременно расскажет всё генералу, возможно, даже в преувеличенном виде. А генерал, хоть и называет себя другом, отступничества и колебаний в такой ответственный момент не простит.
— Вы напрасно упрекаете меня, — в голосе Абдылхафида прозвучали искательные нотки. — Я вас считаю братом, и тайн от вас у меня нет. Не время сейчас отсиживаться дома, однако я действительно болен. Что же касается городской черни, то, на мой взгляд, вразумить их будет нелегко — голодный сытого не понимает.
— Но от нас ждут, что мы их вразумим! — сменил тон и Бен Махмуд. — Что остаётся делать? Попробуйте не выполнить приказания генерала! Слыхали, что вытворяют ополченцы? Лавку Абу-Мудджа превратили в обиталище сов, в магазин Шухейда две бомбы бросили. Малейшее противоречие с нашей стороны — и мы рискуем попасть в немилость. Помните, я вам говорил, генерал решительный человек. Уже по одному тому, как он поступил с полковником Франсуа…
Абдылхафид слушал с раздражением. Говорит, как заведённый, словно он сам не знает, что за птица этот генерал! Прекрасно понимает, что снисхождения от него ждать нечего. Но ведь и они по головке не погладят. Вот и попробуй две головы покрыть одной чалмой.
— А с народом как-нибудь обойдётся, — закончил свою длинную тираду Бен Махмуд. Подождал ответа, но молчание грозило затянуться, и он сказал: — У меня к вам серьёзное и срочное поручение.
— Да? — тяжело приподнял брови Абдылхафид.
— Его превосходительство
— Что-о? — Абдылхафид дёрнулся, словно за пазуху к нему бросили змею. — Опять деньги?..
Бен Махмуд недоуменно наморщил лоб.
— Опять? По-моему, он впервые обращается к вам.
— Одна беда сильнее другой! Чем ночь кончится, если так день начался?
Оттянув кончиками пальцев рукав, Бен Махмуд взглянул на часы, давая понять, что долго засиживаться не может.
— День это день, — неопределённо произнёс он, — днём можно хоть уклониться от приближающейся опасности. А вот ночью — неизвестно, что может произойти ночью…
— Сколько он требует? — с трудом выдавил из себя Абдылхафид.
Бен Махмуд несколько замялся.
— Сколько я должен дать? — нервно повторил Абдылхафид, делая ударение на слове «я».
— Мне даже неловко назвать сумму. Вот. Сами взгляните… Эта цифра написана собственноручно его превосходительством господином генералом.
Абдылхафид, щурясь, вгляделся в положенный перед ним листок и резко оттолкнул его.
— Нет! Пусть будет, что будет, но таких денег они от меня не получат! Что они, с ума там посходили? Нет! Никогда!
«Кличь, кличь на свою голову безвременную гибель», — подумал Бен Махмуд, поднимая упавший на пол листок бумаги.
Глава двенадцатая
Сообщение о том, что старый город готовится к массовой демонстрации, прибавило генералу Ришелье новых забот. Начавшееся во Франции народное движение против ОАС спутало все карты — мятежники не ожидали, что Центральное правительство получит такую огромную поддержку. Брожение началось даже среди войсковых частей Алжира. Кое-где уже арестовали оасовских главарей и провозгласили верность Центральному правительству. Вдобавок ко всему перешёл в наступление Фронт Национального Освобождения, грозя ударить с тыла. А теперь зреет угроза и в самом городе. Нет, тут нужны самые решительные действия.
Выслушав коменданта, Ришелье жёстко сказал:
— Лакдар хочет поднять против нас население города? Прекрасно! Так же поступим и мы. Поднимайте на ноги всех европейцев! Посмотрим, кто кому хребет сломает. Атмосферу накалить нужно до предела, не гнушаясь никакими средствами. Играйте на самых честолюбивых струнах людей, применяйте всё, вплоть… В общем, вы сами знаете, майор, что нужно сделать, как поступить, чтобы произошёл взрыв.
Ришелье закурил и зашагал по кабинету, стиснув за спиной пальцы с зажатой в них сигаретой.
— Не забудьте и о нашем друге Абдылхафиде, майор, — напомнил он, не переставая вышагивать. — Вызовите его к себе, если он по-прежнему будет упрямиться, припугните слегка. Не подействует — поступайте по собственному усмотрению. Пусть поймёт, что вилять и играть в прятки в такой решительный момент никому не позволим, будь он трижды нашим другом. Понятно?
— Понятно, ваше превосходительство.
Жубер замешкался: ему хотелось задать генералу несколько вопросов относительно доктора Решида. Но Ришелье сказал: