Непознанный мир (цикл повестей)
Шрифт:
«Великий Фреммор…» – в благоговении прошептал дворецкий – и потонул в слепящем потоке белого пламени, – а быть может, и любви…
Ранним утром Джереми, в одной комнате с которым уснул вчера его дворецкий Дорнтон, который, устав от молитв, не мог в такую тревожную ночь заснуть один (граф и слуга сомкнули глаза всего пару часов назад), разбудил дикий шум от топота многочисленных ног по лестницам и коридорам резиденции. Молодой граф открыл глаза, приподнялся, и вдруг какая-то мысль заставила его вскочить и разбудить Дорнтона.
– Просыпайся, Дорнтон, – тихо произнёс граф. – Что-то происходит в резиденции. Слышишь шум?
Старый дворецкий привстал с подушек и, прислушавшись, озадаченно ответил:
– Да, сэр. Какая-то суматоха в коридоре. Что
В ответ молодой граф произнёс почти что с ликованием:
– Я думаю, Дорнтон, это всё не просто так. Наверное, эта беготня из-за Арсента. Значит, ему стало лучше, и он очнулся!
Дорнтон сразу вскочил с постели.
– О Великий Фреммор, – обрадованно воззвал он. – Ты услышал, наконец, наши молитвы! Вам необходимо узнать обо всём поскорее от монарха, сэр, сейчас я вас одену.
Он схватил одежду графа со стула и торопливо стал его одевать. Затем, окончив это дело, оделся сам, и в то время как оба уже готовы были выскочить за дверь своей спальни, створки её распахнулись, и к ним вбежал Олдмэн, главный камердинер Ансерва. Его старое лицо было залито слезами, и он весь дрожал.
Дорнтон знал Олдмэна, ведь тот наряду с Арсентом показывал ему резиденцию во время знакомства с ветвью Ансерв, а Джереми был знаком с ним со вчерашнего дня, когда камердинер провёл их в отведённые им для ночлега помещения. И вот теперь граф и слуга буквально застыли на месте, увидев в его глазах то, что совсем не ожидали увидеть. У Олдмэна тряслись руки, лицо было буквально перекошено от необъяснимой боли, а сам он едва мог держаться на ногах. Молодой граф тут же поспешил взять старика под локти, чтобы тот не упал. Решив, что камердинер плачет от счастья, Джереми с радостью в голосе произнёс:
– Успокойтесь, Олдмэн, не нужно же так сильно реагировать на это. Мы тоже рады, но вам в вашем возрасте лучше не…
– Рады?! – дрожащим, срывающимся, но полным возмущения голосом выдохнул Олдмэн, в потрясении глядя на графа. Он отступил на пару шагов, и Джереми увидел вдруг в его глазах чуть ли не дикую ярость – с таким видом старик смотрел на него, ужаснувшись услышанным.
– Рады? – повторил он уже чуть спокойнее, но с нарастающим потрясением, сверкая сквозь боль и ужас своими тёмными совиными глазами. – Как… как вы можете… – Тут он покачнулся, но удержал равновесие, оставшись стоять на дрожащих ногах. И только сейчас Джереми заметил, что у старика на голове повязана чёрная лента с синими полосками по диагонали, а сам он одет в чёрную ливрею особого покроя. – Королевство лишилось главы нашей ветви, а вы… смеете РАДОВАТЬСЯ этому?!
У Джереми потемнело в глазах и он, не помня себя от отчаяния, схватился за спинку кровати, чтобы не упасть от сразившего его потрясения. Олдмэн, громко застонав, с рыданиями бросился прочь по коридору. Дорнтон тут же подхватил своего хозяина под руки, усадив его в кресло, и опустился на колени рядом с ним. Молодой граф глядел широко от-крытыми глазами в пустоту, не слыша стонов Дорнтона, рвавшего на себе последние волосы и с рыданиями проклинавшего Флёр, грифонов и самого себя за то, что не смог спасти Арсента как его подданный. Граф не мог поверить теперь в то, что настолько трагическим оказалось их будущее, вместо победы подарившее им катастрофу.
Арсент мёртв. Королевство Гулсен покорено наполовину, поражено в самое сердце. Флёр сумела поставить страну на одно колено, а значит, вскоре поставит и на другое.
«Нет, это не должно случиться!» – вдруг закричало что-то внутри Джереми. Его душа или разум? Или и то и другое вместе?
Граф вскочил и, не сказав Дорнтону ни слова, бросился к выходу.
Он должен найти монарха! Найти, чтобы суметь спасти королевство от неминуемой гибели.
Представляя себе, что в данный момент происходит с Джастином, Джереми тем не менее решил не откладывать своё намерение. Он понимал монарха, ибо сам не раз заглядывал в будущее и представлял себе во всех деталях тот день, когда его преданный Дорнтон навсегда покинет своего хозяина. И тогда граф погружался в вызванное
Со всех ног мчась по коридорам, молодой граф лихорадочно соображал, где же сейчас может находиться монарх и как помочь ему пережить своё горе, ведь на кону ещё одно сражение с грифонами, а если правитель королевства не будет твёрд и решителен, какое бы горе его ни постигло, он обязан ради сохранения Гулсена взять себя в руки и быстро оправиться от случившегося, иначе война будет проиграна, не успев начаться.
Граф добежал до развилки в конце коридора и тут остановился. Он не знал, куда бежать дальше, и, кажется, заблудился. С проклятьями он пнул стену, но тут его кто-то позвал.
Джереми обернулся и увидел нагоняющего его Дорнтона.
– Сэр… – задыхаясь, выпалил он, добежав до хозяина и из последних сил опираясь на его плечи. – Куда же вы… так… бежали?.. Мне… за вами… было не угнаться…
– Я не знаю этого замка, Дорнтон, – не оборачиваясь, растерянно сообщил ему Джереми. – Мне необходимо найти его величество, немедленно.
В ответ на эти слова дворецкий так крепко стиснул его плечи, что Джереми вскрикнул и обернулся. Он увидел перед собой в полумраке даже не лицо Дорнтона, а лишь его глаза, и глаза эти были наполнены ужасом.
– Что вы, сэр, что вы, ни в коем случае! – завопил он в лицо графу в неподдельном страхе. – Правитель в большом горе, и трогать его сейчас – это всё равно, что пытаться незаметно подползти к раненому льву! Пойдёмте лучше назад, сэр, в наши комнаты, я проведу вас…
Старик осторожно, но настойчиво потянул графа за рукав, но Джереми отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
– Если ты не хочешь показать мне дорогу к покоям монарха, Дорнтон, – угрожающе спокойно начал он, – что ж, дело твоё правое. Но в таком случае я…
Дорнтон не дал графу закончить речь, поскольку знал, что ответит Джереми. А услышать самые страшные для себя слова он не хотел, потому что когда его хозяин начинал употреблять фразу «в таком случае», это всегда грозило неминуемой катастрофой для старого слуги. Когда-то не так давно Джереми предупредил Дорнтона, что если он, граф, руководствуясь своими убеждениями принять то или иное решение, абсолютно уверен в этом и предугадывает даже мнение об этом Дорнтона и его реакцию на сие решение, последний ни в коем случае не должен ему возражать и отговаривать от этого действия, иначе граф совершит в наказание за неповиновение ему Дорнтона то, что окажется самым жестоким (но справедливым, как считал Джереми) наказанием за сие неповиновение. Конец этой фразы Дорнтон знал, но не желал бы услышать никогда. К счастью, молодой граф произносил, – вернее, хотел произнести, – эту фразу очень редко, и Дорнтону, как мы уже знаем, удавалось отговаривать его от нежелательных действий в большинстве случаев, как это было с затонувшей лодчонкой. Однако если дело доходило до злосчастной фразы, Дорнтон повиновался беспрекословно, целиком и полностью полагаясь на то, что решение графа здраво и не требует его вмешательства, которого старик не мог совершить, скованный обещанием подчиниться. Вот и сейчас, едва заслышав до боли знакомые ему слова и соответствующий им тон, Дорнтон инстинктивно поспешил оборвать речь своего господина.