Неправильная женщина
Шрифт:
— Что это? Ты знаешь?
— Это настоящий, неподдельный гоголь-моголь, лучшее средство для голосовых связок! Как я могла про него забыть! Родная маменька меня всегда так лечила. Хочешь, попробуй. Вкуснятина.
— А из чего это сделано?
— Желток яйца, мед, коньяк, и, насколько я могу судить, корица.
Хозяйка, не отходившая от нас, с удовлетворением произнесла:
— Мадам абсолютно права. Я сделаю еще одну порцию. Вы съедите ее часа через два, и от ларингита не останется и следа.
Я поблагодарила. Гоголь-моголь оказался таким сытным, что обедать мне не захотелось. Я выпила только чаю,
Проснувшись через полтора часа, я нашла обещанную вторую порцию около моего изголовья. Сейчас это сладкое месиво не казалось мне аппетитным, но чувство долга заставило меня съесть все, что было в чашке. О чудо! Голос вернулся. Легкая хрипотца оставалась, но это ерунда! Анри обрадовался несказанно. Он проснулся одновременно со мной, и теперь слушал, как я пробую голос. Оказывается, он пребывал в тревоге, так как не верил в целебные свойства гоголя-моголя, но тут убедился.
Когда минут через двадцать мы покидали гостеприимное заведение, он дал на чай ни с чем не сообразную сумму.
Радуясь возвращению голоса, я попыталась говорить, но мне не позволили. Надо беречь горло для завтрашнего банкета. Все правильно, я не маленькая девочка, чтобы вести себя безрассудно. Так как выпитый коньяк не позволял мне сесть за руль, я улеглась на заднем сиденье, свернувшись калачиком, и дремала часа два под пение радио. Потом пересела вперед и слушала рассказы Анри. Он пытался познакомить меня с теми, кому предстояло меня окружать в новой замужней жизни и предостеречь против некоторых персонажей.
— Лиза непременно захочет влезть в наши отношения. Она же адвокат по семейному праву. К ней обращаются, когда надо составить брачный контракт, или развестись. Хорошо, что она бельгийский адвокат, а я живу во Франции, и мы принадлежим к разным юрисдикциям. А то бы постаралась поучаствовать. Внести свою лепту, так сказать. Представляешь, сколько разных историй разыгралось на ее глазах! Поэтому она несколько цинично смотрит на все. Хотя изображает из себя жуткую идеалистку. Не разводится с мужем и не выходит за Жана Мишеля. Якобы потому, что ревностная католичка. Ха! Муж ее — голубой, открыто живет со своим любовником. Жану Мишелю тоже ничто не мешает вступить в новый брак.
— И почему же? — я не договорила.
— Тут два соображения. Оба профессиональные. Первое — безупречная репутация. Развод ее подпортит. Второе — имя. Ее имя — раскрученный бренд, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Менять его на другое, даже на графский титул — потерять клиентов.
— Ты думаешь?
— Я как-то к ней пристал, и она сама мне рассказала. Да, кстати, она тебя почему-то невзлюбила.
— Почему ты так думаешь? Со мной она была мила, даже предлагала дружбу.
— А мне пыталась сказать о тебе что-то не совсем хорошее. Ну, не вовсе плохое, но попыталась тебя принизить. И сюда вас с дочерью выписала не из благородных побуждений. Просто если бы Жан Мишель просто запретил Эрику этот брак, тот мог накуролесить так, что потом пришлось бы сто лет разбираться. А тут она планировала провести кампанию по дискредитации на месте. Лиза — грамотный юрист и хороший психолог.
— Она с тобой это обсуждала?
— Естественно. По телефону. Настроила меня против вас.
— А Жан Мишель?
— Он все отлично понимает и мирится со всем, потому что любит. Мне Лиза не нравится, на мой вкус она слишком холодная и сухая, хотя и красивая. А для Жана Мишеля другой женщины не существует. Видишь, ты всем понравилась, и де Кассалю в частности. Все попытались за тобой поухаживать, даже вполне женатые люди, кроме него. Просто потому, что это ему и в голову не пришло: он любит Лизу.
Я подумала, что поухаживать за мной, кроме самого Пеллернена, пытался только этот невыносимый фат Корбелон, но не стала на этом акцентировать внимание. Наоборот, спросила, откуда он знает, что я понравилась тому же Жану Мишелю.
— А он мне сказал, что мать Катрин — очаровательная женщина, вдобавок, очень умная, и посоветовал обратить на тебя внимание. Как будто я до этого не обратил. Думаю, он нас поддержит. И Эрик. Ты ему очень нравишься. Он мне сказал, когда вернулся из России:: «если бы Катрин была больше похожа на свою мать, я был бы уверен в нашем счастье». Она похожа на тебя. Но совсем другая. Ты создана, чтобы дарить счастье, а она — чтобы мучить.
Я запротестовала против такого определения, данного моей дочери, но Анри меня остановил.
— Ты смотришь со своей, материнской стороны. А я вижу ее глазами постороннего мужчины. Предсказываю: наш Эрик с ней еще наплачется. Не потому, что она слишком красивая, и все в нее влюбляются, а потому, что слишком эгоцентричная. Именно так. Не эгоистка, а эгоцентристка. Я вижу, у нее есть цель, и все вокруг должно служить этой цели. Даже ты, ее мать.
Увидев, что его слова меня огорчили, мой любимый переменил фронт:
— Но я постараюсь полюбить ее как дочь. Ведь теперь она тоже часть моей семьи. В конце концов, она не стремится ни к чему плохому и недостойному. Надеюсь, она поймет со временем, что никакая карьера и никакие деньги не заменят простого человеческого счастья. Знаешь, когда это говорит человек бедный, ничего в жизни не добившийся, можно ему возразить: он не знает, о чем говорит. Но мне, надеюсь, можно поверить.
Я улыбнулась.
— Да, твое мнение имеет вес. Ты говоришь на основании своего во всех смыслах богатого опыта.
— Да ну тебя, ты опять шутишь! — Анри изобразил комическую досаду, и мы оба прыснули. Оказалось, мы доехали до бельгийской границы. Как и по дороге туда, нас никто не останавливал, мы просто сбросили скорость и проехали, как мимо поста ГАИ в Подмосковье. Так проезжало большинство автомобилей. Правда, на обочине я заметила две машины, рядом с которыми стояли пограничники. Хозяева показывали документы ребятам в форме. Но это только увеличивало сходство с постом ГАИ.
Уже через час мы высаживались у кафе в Шарлеруа. Можно было потерпеть до замка Кассалей, но Анри обратил внимание, что я стала сильнее хрипеть. Он был прав, в горле что-то отчаянно щекотало. Памятуя об эффективном средстве дамы из Руана, Анри заказал мне гоголь-моголь. Здесь не знали, что это такое, пришлось объяснить. А к нему я получила чашку горячего чая и рюмку коньяка. После такого лечения мне снова стало лучше, и мы продолжили путь. Еще не совсем стемнело, когда машина въехала в ворота усадьбы, где нас ждал Бертло.