Неправильная
Шрифт:
– Гаелла!
Одна из девушек отделилась от горничных и без лишних указаний удалилась.
– Я не знала, в каких апартаментах остановится кузина, – пояснила Агата. – Весь заказ оставили, скорее всего, в других покоях.
Ну-ну, не знала она. И память плохая у неё. Живя в семье целителей, просто невозможно жаловаться на здоровье. Но Агата сумела. Наверное, мне надо было промолчать? С чего бы?
– Милая кузина, ты хоть к мужу обратись, – с милой улыбкой проворковала я, – чтобы он провёл диагностику твоих мыслительных процессов.
А, главное, глазками хлоп-хлоп. Начни она спорить,
Что меня всегда удивляло в дворцовой жизни, так это сборы. Не важно – куда. Потому, как всегда, повторялось одно и то же. В то время, когда, казалось бы, все спали, на самом деле леди «наводили красоту». Но это только полбеды. Вскоре начинались визиты друг к другу. Причём они носили характер снежного кома. Одна зашла к другой, потом вдвоём к третьей, втроём к четвертой… Я никогда не понимала в этом смысла. Но что меня всегда волновало, так это: где все это время находились мужчины? И как визитёрши узнавали, что следующая леди будет свободна или в сборах, а не нежиться в чьих-либо объятиях? Иногда даже мужа.
Но все-таки в спальне Его Высочества было лучше. Во всяком случае, тише – так точно.
Вздохнув, я позволила облачить себя в принесённое служанкой платье какого-то грязно-зелёного цвета. Ну, Агата! Мало того что зелёный – не мой цвет, и вообще ненавистен мне, так он ещё был и с примесью грязи! Я промолчала только потому, что мне уже не терпелось узнать, зачем все-таки семья сменила гнев на милость. А времени на препирательства просто не оставалось. Причёску успела отвоевать, и то благо.
Выслушав слова восхищения от леди, что пришли с родственницами, выдержав ехидную ухмылку Агаты, улыбнувшись сочувствующему взгляду Абель и важно кивнув матушке, я наконец-то выплыла из апартаментов, дабы прошествовать на завтрак. В полдень же самоё время завтракать. Ах, да! Это же дворец короля Равии, маленького, но очень гордого государства. И его аррогантность позволяла вводить собственные устои и устанавливать для них время.
Что я могла рассказать о завтраке? Три десятка кислых лиц, которые не позволяли себе подольше поспать или выпить чая прямо в постели. Единственный, кто был искренне доволен, так это Августин. Он вообще всегда счастливый. Нет не потому, что дурак. Братишка, на мой взгляд, был самым нормальным из всего нашего рода. Хотя бы тем, что был ближе всех ко мне.
Я с трудом сдерживалась от зевков, что для леди неприличны, ибо тут дворец, а не монастырь. В монастыре, вообще, леди не водились. Там только монахини и послушницы. Но зевать можно было всем. Ещё немного, и я бы попросилась обратно.
Отец, герцог Тариский, или просто герцог-целитель, с каждой встречей все хорошел и хорошел. Надо бы секрет у него узнать. Хотя мой дар и не позволял любым вмешательствам извне и изнутри посягать на здоровье и красоту, чужими тайнами интересоваться всегда необходимо.
Я, видимо, так пристально разглядывала отца, что он вдруг отодвинул от себя чашку и блюдца с различными угощениями и резко встал. Мне показалось, я услышала несколько вздохов. Но вот каких, восхищённых или облегчённых, не поняла.
– Александрин, – без предисловий заговорил отец, – я жду тебя в своём кабинете, – и вышел.
Да, у отца был свой кабинет во дворце, помимо других рабочих помещений, закреплённых за целителями. Мы, ежели не самые, но достаточно уважаемые представители аристократии Равии. И если король, не менее гордый, чем само королевство, желал видеть нас подле себя, то просто не мог не создать для этого необходимых условий.
Глава 2
Годы меняли все. Но не дворец. Он оставался таким же, каким я запомнила его при последнем посещении. Много дорогой лепнины, много портретов венценосных предков, много показательно выставленного оружия. Все это я рассмотрела, пока Августин провожал меня к кабинету отца.
Моё состояние было каким-то противоречивым. Интересно и страшно. Поэтому я то ускоряла шаг, то задерживалась на очередной картине. Нормально так медлила, раз сумела уловить одну закономерность среди пар правящей династии: если все мужчины отличались своими внушительными габаритами, то их избранницы, напротив, были особами миниатюрными. Эх, не быть мне королевой! Я, конечно, несерьёзно, но обидно же! Честно говоря, я была средненькой во всех параметрах фигуры. А середина, как говорится, это всегда самоё лучшее!
Сколько ни медлила, но все же я оказалась перед дверью кабинета герцога-целителя. Августин открыл дверь. Взял под локоток и завёл внутрь. Закрыл дверь, но остался возле неё. Чтобы я не убежала? Как-то внутренне поёжилась. На всякий случай. Мало ли.
На первый взгляд кабинет ничем не отличался от остальных, не закреплённых за целителями. Но при внимательном осмотре замечались кушетки вместо кресел для посетителей. Книги, стоящие на полках, были сплошь касательно медицины. Целителю они не к чему, но антураж соблюдать нужно.
Отец уже сидел за столом. Матушка (и когда только успела прийти?) расположилась на одной из кушеток. Сидела она на ней. Значит, точно из-за меня пришла, а не потому, что нездоровая. Братишка все ещё за спиной. Одна я не знала, куда приткнуться. И надо ли было приветствовать как-то отца. Перед завтраком выяснилось, что я совершенно забыла эту часть этикета. И не вспомнила до сих пор.
Поэтому стояла и ждала, что скажут. Матушка неодобрительно взирала на меня. Впрочем, по-другому она никогда и не смотрела. А герцог-целитель делал вид изучающего весьма важный документ. И не беда, что мне со своего места видны написанные на бумаге три строчки, которые даже я выучила наизусть, пока ждала первого слова. Не помолчать же позвали?
– Александрин, – как-то тягостно вздохнул отец, – мы не планировали твоё отбытие из монастыря.
Это мне и так было известно. Но покорно ждала, что скажут дальше. Покорно! Усмешка так и стремилась выползти на моё лицо.
– Но теперь планы поменялись. И если бы ни вмешательство короля…
Отец явно желал высказаться о правителе Равии. Но, увы, наш гордый Годард Двенадцатый не позволял к себе неуважения даже за спиной. Поэтому любой, кто попадал в руки придворного мага, тут же получал запрет на подобное. Хорошо, хоть думать можно было свободно. Чем и занимался мой папенька.