Нерозначники
Шрифт:
Вот хоть Аноху Зелёнку возьми, уж до чего дошлый лесовин! Такая плутня -- всё бы ему нашармака поживиться. Суленгинские леса чуть ли не своими считает. Летом увел тишком лосей многонько пар, маралов да животинки всякой малой, а как соседнего лесовина встретит, вздыхает и жалуется:
– - Беда с этими человеками. Лес пустошат и пустошат. Этим ненажорам -- только подавай! Остатнее выберут -- как хозяить будем?
Такие дела. Ну и вот, тут верховные лесные окольники спопахнулись: не узнать Суленгу, от былого изобилия ничегошеньки не осталось. А так водится, что если в лесу деревенька с человеками
Ну, что уж там, в верховьях, думали -- неведомо, да только решили на Суленгу Мираша Малешота поставить. Молодой он совсем, однако не в том дело...
Долго его, знаешь, не могли никуда назначить. Сызмальства за ним слава укрепилась, якобы неумный он, -- куда такого определишь? Хотя уже и в года вошёл...
Очень уж Мираш серьёзный. Глянешь на него -- на вид строгий и задумчивый, и улыбку на лице не застанешь. Напустит на себя суровости, и будто мудродей он. А лицо нескладное, потешное. Нос большой и острый, прямёхонький так-то, без горбинки и курносости. Глаза зелёные, яркого такого налива, словно травка молоденькая, и посажены рядом, близко совсем возле самого носа. Редко в них какая шельмешка объявится или искорка загорится. Грустные глаза. Волос у Мираша хоть и не короткий, а дыбится, точно колючая стерна на голове. Со всех сторон на него глянешь -- вылитый седой ёж. Да ещё он сплошь конопатый, даже на ушах веснушки намётаны. К тому же золотобровыш и уши торчат в разные стороны. Роста Мираш обычного и в теле худой.
Наказали Малешоту, чтобы дом на самой топи поставил, куда человечья нога сроду не ступала и зверь не хаживал. Для тайности так-то рассудили. Хотя от человека таиться -- забота лишняя. Так бы домишко и посреди деревни поставил, на самом видном месте возвёл, и даже дворец в несколько этажей, -- а человеку поглянулось бы, будто ровное место и трава не умятая. Люди, вишь, по природе своей жмуркие -- многого видеть не дано, а вот среди зверей и птиц есть глазастые. Натопчут ещё возле жилища лесовина, и никакой тайности не станет. Через это и людей на раздумье наведут, невесть про какую аномалию думать будут.
То-то и оно, что на болоте верней всего. Тем более что для лесовинов никакая трясина не помеха. Суть их, знаешь же, неплотная, невесомая вовсе -- хоть по воде, хоть по воздуху ступай, и будто земной тяги нисколь нет.
А болото на Суленге знатное -- чистая чаруса, и на большие версты раскинулось. В долину на двадцать вёрст с гаком и в поперечине почти на девять.
С домом Мираш в один день управился. Так, ничем не примечательный домишко, какой обычно лесовины себе ставят. Гостиная с камином, спаленки три, кабинетная комната да складских и архивных помещений несколько.
Мираш впервые себе дом ставил, ну и залюбовался невольно -- ладно и на загляденье среди белых кувшинок домишко красуется.
Так-то загляделся и не заметил, как Супрядиха Уховёртка объявилась.
Ох и развесёлая старушонка! Шибутная да бойкая, как девчонка молоденькая. А уж возьмётся истории складывать, так и не переслушаешь её. На язык остра -- кого хошь высмеет. Уховёрткой её не
– - А я слышу, чай, новый сосед избушку ладит, -- ласково подступилась она, как обычно на весёлый лад наструниваясь.
Дрогнул Мираш, сразу серьёзный стал, насупился ещё лише и обернулся, будто нехотя.
– - Никак верша?
– - догадалась Супрядиха и тут же понесла, не давая и слова молвить: -- Вот и ладноть, вот и ладноть, а то никакого сладу с человеками не стало. Лес криком кричит. Речки замутовали, вся грязнота в землю уходит. Я ужо умаялась родники огораживать да чистить. Кажный день без продыху... а чего это у тебя крыша красная?
Мираш уж было рот раскрыл, а Уховёртка вновь припустилась:
– - Оно так и весёленько, хорошо... А в селениях у них чего деется!.. Друг дружку поедом едят, всяко изгильничают. Никакого ни мира, ни согласия промеж них нету. Нам-то с имя не совладать, да и не дозволяется... Куды там! Ты ужо разберись да наведи порядку-от. А то глянешь на этот страх, да, слухаючи, чего другие сказывают, -- вот и то... слёзы сами собой на глаза наплывают.
Супрядиха и впрямь чуть прослезилась.
– - Вы что, бабушка, -- гукнул Мираш, -- не надо плакать. Я наведу порядок.
– - Да уж вижу, вижу...
– - старушка вытерла лицо краешком платка и виновато скрестила руки на переднике.
– - Ты уж меня извиняй: падкая я на слезу. А новым соседям завсегда рада... можа, от этого и всплакнулось. Чай, молодой ты, боюсь, не справисся...
Мираш вспыхнул, волосы будто вовсе дыбиться стали. Однако совладал с собой, усталость на себя напустил и отвечает снисходительно:
– - Вы, бабушка, не знаете, а говорите. Мне всегда самые сложные задания доверяют.
– - Ну да, ну да, -- поспешно закивала головой Супрядиха.
– - Быват, верша -- старожитный, а знаньев -- на просяное зёрнышко.
– - Вздохнула устало и сказала вовсе грустно: -- Так я пойду... Мне ишо оббечь всех надоть. Упрежу, чтоб завтрема собирались...
– - Куда это?
– - не понял Мираш.
– - Ну, как эта...
– - Супрядиха покосилась в сторону, пряча шельмешки в глазах.
– - Новосёла будем привечать, знакомиться...
Сказала так и чезнула, будто и не было её. А Мираш в растерянности остался. То вроде как намечал в деревню сходить и людей смотреть, а тут на самого глядеть заявятся.
Такой уж обычай. Хотя празднества у лесовинов чуть ли не каждый день случаются. И с поводом, и просто так повечерие друг у дружки справляют.
* * *
Столь лесовинов к Мирашу на новоселье пожаловало -- про всех и не расскажешь. Со всяких разных краёв и лесов. Даже Северьян Суровежник прилетел, с дальних тундряных мест явился. И старожил Дорофей пришёл. Не часто он, знаешь, пиршества привечает, а тут -- чего уж там ему Супрядиха наговорила -- решил уважить молодого вершу. На любом застолье самый он уважаемый гость, потому как с антиковых времён лесоводит. С тех пор, когда и человека в помине не было, и кромешников тоже, а только одни лесовины по лесам сидели.