Нерозначники
Шрифт:
Пятидневку, слышь-ка, гуляли...
На шестой день Мираш обессилил вовсе, с лица спал. Что и говорить, каждый лесовин за долг и обязанность считает молодого вершу поучить. Одно и то же в несколько кругов наслушался. Упятился он за дверь тихохонько, сел понурый на крыльцо... и с великой грусти на него шаль нашла. Дай, думает, тоже потешусь. И что ему такая наумка в голову явилась, сам потом растолковать не сумел. Вот так сделает что-нито, а потом -- пойди разберись! Словом, надумал сжечь свой новый домишко. Вместе с лесовинами.
Зла-то тут, конечно, никакого нет, потому как лесовины в огне не горят и порону
Запалил Мираш факел смоляной... и вдруг факел этот в лису-огнёвку оборотился. Вырвалась лиса из рук верши и вокруг дома побежала. Где пройдёт и хвостом пушным помашет, там и пламя подымается. Мираш и глазом моргнуть не успел, а огонь уже всю избу объял, и по крыше пополз, щёлкая черепицей, как орехами.
Так дотла домишко и сгорел. Прошёлся Мираш вокруг пепелища -- ладно всё получилось, на загляденье. Только угольки чёрные в дыму лежат да потрескивают. А от лесовинов ничегошеньки и не осталось... И памяти никакой. Ни косточек, ни вещей каких, негорючих. В небеса лишь чёрная тучка поднялась и зависла над болотом в верхотурине. Аккурат над тем местом, где пожар случился. Другие облака и тучки ветром в сторонку относит, а эта недвижно установилось. Крепко, слышь-ка, держится, точно никаким ураганом её не сшибёшь. Странная вовсе тучка, на других и не похожая. Бурлит, клокочет -- и воронки на ней, и лохмотья друг на дружку налезают, и скручиваются они, и сплетаются. С час где-то эта тучка клокотала, а потом успокоилась и в ровнёхонькое пушистое облако переродилась, словно светлую песцовую шубку на себя примерила. Так и засверкал, заискрился мех на солнышке.
Вдруг прямо из облака молонья ударила. Без грома так-то, тихонько возле пепелища стеганула. И на том самом месте, где она в землю ушла... лесовин Дорофей объявился. Оправился с ходу, ощупал себя со всех сторон, бородёжку огладил -- и перемены в нём никакой. Может, даже ещё справнее стал. Глянул он на Мираша укорчиво и погрозил кулаком.
– - Ишь, шельмец, что удумал!
– - закричал он.
– - Так ты гостей привечаешь?!
– - и вдруг сник и махнул рукой.
– - Ладноть уж... сам по молодости такой был. Стало быть, загостевались мы...
Из облака одна за другой молнии полетели. И то тут, то там лесовины наявляться стали. Кто смеётся, а кто тоже на Мираша напустился. Без злобы, правда, грозятся, словно потешаются.
Супрядиха подскочила к Мирашу и выпалила восхищённо:
– - Говорю же, наший он! Ох и смекалистый! Ох и смекалистый! Дай я тебя поцелую, -- прихватила вершу крепко за плечи и в щёку клюнула.
После того собрались лесовины скоренько и, довольные и весёлые, полетели к Северьяну Суровежнику гостевать. Про ссоры и не вспоминают. Друг у дружки о Мираше справляются. Ну и промеж собой всё-таки оценку такую дали, что, дескать, не весь верша, не весь, то есть дурачок...
Зарубка 2
Шальная девка
Ну и зажил Мираш в лесовинах. Сразу
А тут вдруг Супрядиха Уховёртка заявилась.
– - Хочу, -- говорит, -- тебя в деревеньку сводить. Супостатов этих показать. Когда ты ещё сам соберёсся! А я тебе сама укажу, какой худой человешка, а который и ещё хуже. Ясное дело, пока зачнёшь тореть да навыкать, сколь времени утечёт?!.. А я тебе, так уж и быть, весь расклад предоставлю...
Не очень-то Мираш и обрадовался, сам, вишь, хотел всё узнать, а тут, получается, с чужого языка складывать придётся. Потом поразмыслил да и согласился. Всё равно, думает, меня не обманешь.
Повела Супрядиха вершу в Канилицы. Деревенька хоть и небольшая, а дворов полста наберётся. Слушает Мираш ключницу, и, по словам её, выходит, что ни одного доброго человека там нет.
– - Вот сам увидишь, -- заверила она.
– - Одни злыдни.
Мираш своё заладил: человеками, дескать, не интересуюсь, на домашнюю животинку желаю глянуть. Сам разговор в сторону уводит и знаниями своими хвалится.
– - Я по животинке, -- говорит, -- сильно обученный. Если тепло излучает, значит, молочное животное или птица. Вот если бы рыбы были теплокровные, то вода в речках была бы горячая и лёд зимой толсто бы не замёрз. Или вообще бы льда не было.
А тоже -- промашка у него вышла: бурундука от белки отличить не смог... Подозвал векшу и спрашивает:
– - Хорошо ли тебе, бурундучок, живётся, сытно ли?
Белка фыркнула обиженно и стреканула от лесовинов. Только хвост по деревьям замелькал.
Супрядиха прыснула в платок и наставлять Мираша взялась.
– - Всему тебя обучу, -- говорит, -- ты только с человеками тут одними подсоби...
Ну и заподозрил Мираш неладное.
Пришли в деревню (невидимые, конечно, для человеческого глаза), и Супрядиха к нужной для себя избе потянула. Но Мираш заартачился и в другую сторону повернул.
Зашли в первое подворье. Мираш и спрашивает:
– - Где тут куровник?
– - Что за куровник?
– - не поняла Уховёртка.
– - Ну, где куры и другая птица живёт.
Супрядиха ещё лише утвердилась, что Мираш недалёкий -- не ошиблись, стало быть, лесовины, -- и посмеяться надумала. Завела вершу в конюшню, показывает на кобылу с жеребенком и говорит:
– - Вот гусыня тебе. Любуйся...
А Мираш вдруг знания обнаружил... Только посомневался немного. Почесал в затылке и спрашивает, на жеребёнка показывая:
– - Только не разберусь никак... это от лошади приплод?
Так и ходили по избам и подворьям, друг дружку с толку сбивая, пока Супрядиха не подвела Мираша к тому дому, к которому поначалу тянула. Обычный такой домишко по улице вовсе непримечательный, а Мираш сразу неладное почуял. И мысли невровень пошли, сторонние подбиваться стали.
Надобно сказать, верши в будущее смотреть могут. Не так, конечно, что всё про всё им известно и что хошь предскажут, -- нет, об этом и говорить нечего. А почуять могут событие важное, которое уже совсем близко -- за час -- за два так-то. Есть и такие верши, что и за сутки скажут, но это редкость вовсе. Да и нет никакой предопределённости.