Несомненная реальность

Лотош Евгений

– Ага, вот вы и очнулись, голубчик, – весело заявил дядька с саквояжем, бухаясь на табуретку и сходу вытаскивая большую слуховую трубку. – Ну-ка, дайте-ка мы вас послушаем.

Он ловко сдернул с Олега одеяло и распахнул у него на груди ночную рубаху.

– Дышите… – приказал врач. – Глубже… Ага. Ну что же, голубчик, грудь вы себе не отбили, кровотечения в легких нет, хотя ребра наверняка будут побаливать еще долго. Царапины на голове – просто царапины, да и прочее все несерьезно.

Небольшая контузия, даже

сотрясения мозга не случилось. Сегодня-завтра вам еще требуется покой, но послезавтра уже можете встать и свободно ходить. Вы, сударь мой, буквально в рубашке родились. Такими бомбами людей на куски разрывает, а вы просто синяками отделались.

– Ну что же, это хорошо, – с облегчением вздохнул Витте. Он подошел к Олегу и потрепал его по плечу. – Ну что же, сударь, судя по всему, я должен поблагодарить вас за спасение своей жизни. Что-то подсказывает мне, что если бы ту бомбу метнули в мою карету, я бы так легко не отделался.

– Не стоит благодарности, – Олег сделал было попытку сесть, но охнул от неожиданной боли в ребрах.

– Лежите-лежите, – успокоил его Витте. – Пока вы не выздоровеете, я вас никуда не отпущу. Что же до того дела…

Неслышной тенью в комнату скользнул слуга. Он наклонился к уху хозяина и что-то тихо ему прошептал.

– Вот как? – удивился тот. – Ну что же, веди его сюда. Господин Герасимов приехал, – пояснил он остальным. – Надо же, ведь предупреждал он меня, что сегодня никто не может чувствовать себя в безопасности, но вот я как-то… – Он беспомощно развел руками.

Герасимов вошел в комнату широким, едва ли не строевым шагом. Он по-прежнему оставался в штатском, но военная выправка все так же чувствовалась за версту.

– Как вы себя чувствуете? – первым делом осведомился он у Олега.

– Спасибо, ничего, – хрипло ответил тот. Язык все еще слушался его не очень хорошо. – Бывало и хуже.

– Отлично, – кивнул полковник. – Я сообщу в Москву Сергею Васильевичу о вашем героизме. Попозже подумаем, как вас наградить, а сейчас позвольте мне выразить вам официальную благодарность. Сергей Юльевич, – обернулся он к хозяину, – а ведь я же вас предупреждал! Надеюсь, теперь вы не станете протестовать против… более тщательного присмотра за вашим домом? Определенно, двоих жандармов в доме для этого слишком мало.

– Теперь не буду, – кивнул тот.

– Вот и хорошо, – кивнул директор Охранного отделения. – Мои агенты уже осмотрели мешки, которые привезла телега с террористом. Несмотря на ваши опасения, Олег Захарович, там не оказалось ни динамита, ни иных взрывчатых веществ. Обычная мука. Парецкий уже признался, что террористы планировали покушение на вас уже две недели. Если бы сегодня вы не уехали спозаранку, вас взорвали бы на выезде из ворот…

– Зачем тогда этот Парецкий разгружал муку? – перебил его Олег. – Что он делал на территории?

– В последний момент внесенные в план покушения изменения, – неодобрительно взглянул на него Герасимов, – предусматривал, что если бомба по какой-то причине не взорвется или же если Сергей Юльевич выживет, Парецкий должен застрелить его из обнаруженного при нем револьвера. Скажите спасибо всевышнему, что у парня сдали нервы и он не выстрелил в вас вместо того, чтобы убегать.

– Что его сообщник? Которого подстрелил Болеслав Пшемыслович? – Олег кивнул на Крупецкого, который после появления Герасимова вскочил из кресла и встал едва ли не по стойке смирно.

Герасимову явно не понравился взятый Олегом требовательный тон, но, взглянув на Витте, он сухо ответил:

– Он тоже арестован. Но он простой ломовик и, судя по всему, просто оказался втянут в заговор, не зная того. Он, похоже, подозревал, что дело нечисто, когда Парецкий потребовал от него взять его с собой в качестве грузчика, потому и побежал. Похоже, он думал, что боевик собирается что-нибудь украсть из дома. Но он божится, что ничего не знал о покушении, и я склонен ему верить.

– Понятно. Теперь те двое, что находились у ворот. Переодетый извозчиком, что кидал в меня бомбу, переодетый дворником?

– Бомбометатель погиб, – нахмурился Герасимов. – Лошадь понесла, и он неудачно вывалился из пролетки. А что за второй? Какой еще дворник?

– Ага. Дворник, значит, ушел, – вздохнул Олег. – Ладно, выпытывайте у вашего Парецкого, кто он такой.

– Постойте, господин Кислицын! – в голосе Герасимова прорезались железные нотки.

– Откуда вы вообще знаете о том, что дворник был сообщником?

– Господа, господа! – встрял в разговор доктор. – Напоминаю, что у моего пациента контузия, и он…

– Да все в порядке, – прервал его Олег. – Голова у меня пока соображает. Видите ли, господин Герасимов, уже когда мы подъезжали к воротам, я обнаружил за нами слежку. Двое ехали в пролетке, и еще двое изображали из себя извозчика и дворника возле ворот. Про первых двух Болеслав Пшемыслович пояснил мне, что это агенты уголовного розыска, приставленные к нам по его просьбе. Насчет второй пары я уточнять не стал. Поскольку вы знали, куда и когда мы едем сегодня, я решил, что это тоже ваши люди.

– И каким же образом, позвольте вас спросить, вы обнаружили слежку? – деланно-равнодушно осведомился Герасимов.

– Не знаю, – Олег пожал плечами, насколько позволили подушка и отбитые ребра. – Я отчетливо чувствую, когда за мной исподтишка наблюдают. Только не спрашивайте, как. Просто чувствую, и все.

– И все? – подозрительно спросил директор Охранного отделения. – Только-то?

Уважаемый доктор, а что наука может сказать про подобную чувствительность?

– Наука, – возвел очи к небу доктор, – ничего не может сказать по этому поводу.