Несомненная реальность

Лотош Евгений

Сзади глухо стукнул выстрел, потом еще один. Детина, словно за что-то запнувшись, с размаху рухнул на землю. Его грязно-серая, выпачканная в муке штанина быстро темнела над коленом. Перепрыгнув через него, Олег бросился за рябым, успевшим оторваться минимум на двадцать метров. Сзади стукнуло еще два выстрела, стороной свистнули пули.

– Уйдет, сволочь! – прорычал Олег, хватая ртом воздух. – Стой, скотина! Убью! – несколько нелогично гаркнул он во все горло.

Его словно окутал горячечный туман. Сейчас ему хотелось только одного – догнать, повалить, растоптать. Он через силу прибавил скорость, и спина рябого начала потихоньку приближаться. Мимо мелькнули чугунные ворота, где-то в стороне бежали две фигуры, размахивая в воздухе табельными браунингами, свистел городовой, а кучер-шпион внезапно вскочил на козлах, перегнулся в пассажирское отделение, выхватил из-под сиденья продолговатый цилиндр и, неловко размахнувшись бросил его в сторону Олега. Тот, не обращая на него внимания, уже вытянул руку вперед, чтобы ухватить уже почти пойманного рябого… и тут грубая рука огромного великана ухватила его за шиворот и бросила вперед, а великанья нога отвесила ему чудовищной силы пинок. Его бросило в воздух и закружило, и потом на удивленные дома по ту сторону мостовой опустилась кромешная тьма.

Сознание возвращалось медленно, как бы нехотя.

– Убили! – причитала неподалеку какая-то женщина. – Ой, убили, люди добрые!..

Вокруг, судя по голосам, собралась небольшая толпа, словно сгустившаяся из воздуха. Свистели городовые, кричали мальчишки, что-то грозно рычали суровые мужские голоса. Он лежал на чем-то жестком и страшно неудобном, хотя под головой было мягко.

Олег с трудом приоткрыл левый глаз, который оказался не таким упрямым, как его правый собрат. Вокруг метались какие-то неясные тени. Он попытался сфокусировать взгляд, и в поле зрения вплыло озабоченное лицо склонившегося над ним Крупецкого.

– Очнулся барин, слава богу, – облегченно всхлипнул кто-то рядом сострадательным бабьим голосом. – Ой, слава те господи…

Олег закрыл глаз. Страшно захотелось спать.

– Пан Кислицын! – настойчиво потормошил его филер. – Пан Кислицын! Как вы себя чувствуете? Пан Кислицын! Пан…

Голос уплыл вдаль, и на Олега снова накатилась темнота.

Крупецкий все еще в отчаянии тормошил своего потерявшего сознание подопечного, когда рядом затих цокот копыт четверки запряженных в карету лошадей и строгий голос спросил:

– Что тут происходит? Городовой!

Крупецкий отпустил плечи Олега, удостоверившись, что его окровавленная голова аккуратно покоится на свернутом пиджаке, и распрямился, оборачиваясь. Высокий представительный мужчина шел к нему через расступавшуюся толпу, а почтительно склонившийся к нему полицейский растолковывал быстрой скороговоркой: -… и вот тут, значится, как шарахнет, как шарахнет, ажно стекла в доме вылетели!..

– Добрый день, выше высокопревосходительство. Я сотрудник Московского охранного отделения, – устало произнес филер. – Сегодня утром у нас была назначена с вами встреча. Но мой товарищ заметил террористов и попытался их обезвредить. Один их них успел бросить в него бомбу, предназначавшуюся, по всей видимости, вам.

– Вот как? – удивленно поднял бровь Витте. – Вы, надо полагать, господин Кислицын?

– Это он – Кислицын, прошу прощения, – филер мотнул головой на лежащего в беспамятстве Олега. – За него, ваша светлость, вам свечку в церкви ставить нужно. Только видите – он без сознания. Доктора бы…

– Ах, да, что же это я! – спохватился граф. – Егор! – махнул он рукой выглядывавшему с запяток кареты лакею. – Тотчас же беги усадьбу и пошли слуг, чтобы перенести пострадавшего в дом. Пусть приготовят постель и позвонят доктору Довлатову. И сразу же, не медля, вышлите за доктором коляску!

Крупецкий кивнул ему в знак признательности и обернулся к двум понуро стоящим рядом агентам уголовного розыска, приставленным следить за Олегом. Один из них зажимал носовым платком кровоточащую бровь, рассеченную осколком камня.

– Растяпы! – прошипел филер. – Руки оборвать! Что с террористами?

– Осмелюсь доложить, бомбист мертв, – угрюмо сообщил тот, что с рассеченной бровью. – Лошадь испугалась близкого взрыва и понесла. Он вывалился из пролетки и башкой о булыжники, а потом еще и колесом переехало…

– Рябой где?

– В околоток городовые увели в наручниках. Кажется, он руку сломал и башкой о землю приложился, когда падал, так что слегка не в себе.

– Курва… – выдохнул филер. – Поделом ему. Жаль, я до него не добрался, он бы еще и не так башкой приложился. А тот, которого я подстрелил?

– Его, кажись, слуги повязали, – откликнулся второй агент.

– Кажись?.. – рассвирепел филер. – Ах ты, собачий сын, почему сам не проверил?

Уйдет – шкуру спущу. Помощнички… Ты! – он ткнул пальцем в раненого. – Быстро в околоток и надзирай за рябым, как за собственной матушкой. Ты, – он повернулся ко второму, – возьми пару этих бездельников, – он ткнул пальцем в группу растерянно топтавшихся на месте городовых, – и быстро в дом. Найди второго, надень наручники и тоже в околоток. Он ходить еще долго не сможет, так что пошлешь кого-нибудь из слуг за "ванькой". Ну, что уставились? Выполнять!

Агентов словно ветром сдуло. Крупецкий проследил за тем, что побежал к особняку Витте, и с удовлетворением заметил, как навстречу спешит группа слуг, возглавляемая давешним лакеем, а за ними, чуть приотстав, топочут сапогами двое в голубой форме – жандармская охрана особняка. Он повернулся и обнаружил, что граф все еще стоит рядом, с напряженным интересом рассматривая сцену. Еще пара лакеев безуспешно пыталась оттеснить в сторону толпу зевак.

– Ваша светлость, – обратился к нему филер, – вы позволите мне воспользоваться телефоном в вашем доме? Следует уведомить пана Герасимова о произошедшем.

В следующий раз Олег пришел в себя в мягкой, пахнущей свежестью постели от того, что ему прохладной влажной тряпицей обтирали лицо. Он облизнул пересохшие губы.

– Оксана… – с трудом прошептал он.

– Лежите смирно, барин, – произнес грудной женский голос. – Сейчас я ужо доктора позову.

Разлепив не желающие открываться глаза, Олег успел уловить выплывающий из комнаты полный женский силуэт.

Он лежал в небольшой спальне, и полуденное солнце било в тюлевые шторы, почти полностью закрывающие окно. С потолка – чудо из чудес! – на витом шнуре свисала хрустальная люстра с тремя электрическими лампочками. Помимо его кровати в комнате наблюдались невысокий журнальный столик, прикроватная тумбочка, пара полумягких стульев и кресло. У кровати стояла табуретка. В кресле сидел, вытянув скрещенные ноги, Крупецкий с газетой в руке.

– Очнулись? – сурово спросил он. – Смерти моей хотите, да? Если бы вы померли, пан Зубатов бы из меня душу вынул. Ну какого ляда вы…

Он осекся. В коридоре послышались торопливые шаги, и в комнату вбежала давешняя тетка в белом халате и в шапочке сестры милосердия. За ней колобком вкатился невысокий полный дядька с небольшим саквояжем в руках и длинными залысинами. По пятам за ним следовала личность, которую Олег почти уверенно опознал как графа Витте. Граф слегка походил на свои газетные фотографии и казался взволнованным.