Несомненная реальность
Шрифт:
Революционеры… ну и так далее. С Василием я столкнулся совершенно случайно, но за случай решил ухватиться. Возможно, мы пообщаемся сегодня вечером, а потом разойдемся и никогда более не увидимся. Наверняка эта халупа – просто наемная квартира, так что вы в любой момент можете перенести свои собрания куда угодно, а Москва – город большой.
– Верно мыслите, товарищ, – согласился бас из дальнего угла. – А еще мы приглушили свет, чтобы вы не могли толком разглядеть наши лица. И имена наши, как вы догадываетесь, вымышлены. Так что если вы собирались доносить на нас, это безнадежное занятие. Но что-то мне подсказывает, что вы – человек неглупый и сюда явились отнюдь
– Насчет последнего вы правы, – согласился Олег, ничуть не покривив душой. – Повторюсь, сейчас нам с Оксаной просто любопытно послушать настоящих революционеров.
– Простите за нескромный вопрос, – вмешался третий присутствующий, кажется,
"товарищ Валерий", – но хотелось бы сразу прояснить, кем вы с мадемуазель Оксаной друг другу приходитесь.
– Она моя се…
– Я его подруга и любовница, – фыркнув, перебила его девушка. – Только он все пытается мою… хм, репутацию беречь.
– А, понятно, – товарищ Владимир понимающе кивнул, почти неразборчиво в полумраке. – Что же, это делает ему честь. Значит, ханжество по отношению к вопросам пола вы отвергаете. Позвольте осведомиться, вы верующие?
– Вряд ли, – Олег слегка усмехнулся. – Я немного интересуюсь религиозными вопросами, просто для саморазвития, но вряд ли я верующий. И Оксана – тоже.
– Это еще лучше, – одобрил бас ("товарищ Михаил"?) – Знаете, товарищ Олег, вы ведь практически наш человек. Отвергаете лживость государственной религии и соответствующих институтов брака, интересуетесь реальным положением дел в политике и экономике и даже стремитесь увидеть живого революционера, – он хохотнул. – Однако я должен вас несколько разочаровать. Хотя мы и принадлежим к нелегальной партии, мы не являемся революционерами. Мы относимся к фракции так называемых меньшевиков, как окрестили нас после недавнего съезда. Мы осознаем необходимость реформ, улучшающих положение рабочего класса и крестьянства, но не думаем, что существующий строй следует разрушать насильственно. Так что революцию мы делать не собираемся, в чем и расходимся с нашими более радикально настроенными товарищами. Вы, простите, кто по роду занятий?
– Я… – Олег растерялся. Не сообщать же им про Охранное отделение? – Ну, я что-то вроде инженера. У Гакенталя проект двигаю, еще кое-что по мелочам.
– То есть положение рабочего класса более-менее себе представляете. А мадам Оксана?
– Мадам Оксана, – хмыкнула девушка, – занимается тунеядством. Пока, во всяком случае. Мы, видите ли, недавно в Москве, и я еще не нашла себе занятия. И потом, я болела.
– Понятно. Ну, дело мы вам подберем, если появится желание. Да, если появится…
– Погоди, товарищ Михаил, – перебил его "товарищ Валерий", – давай по порядку.
Может, мы сегодня разговариваем в первый и в последний раз в жизни. Давайте, товарищи, мы кратко введем вас в курс дела. Изложим, так сказать, нашу платформу и посмотрим, насколько она вас привлекает. Товарищу Василию тоже полезно послушать, он совсем недавно к нам присоединился. Согласны?
– Я готова! – решительно заявила Оксана, устраиваясь поудобнее на шатающемся колченогом стуле. – Валяйте… товарищи, мы вас слушаем.
Пятнадцать минут спустя Олег задумчиво прокашлялся.
– Простите, можно вас перебить?
– Э… да, что такое?
– Видите ли, ссылки на авторов тридцатилетней давности – это очень интересно, но как-то чересчур абстрактно. Тем более, когда вы излагаете довольно банальные общие места. Я совершенно согласен, что пролетариат должен иметь больше прав, получать достойную зар… жалование, ну, и все такое. Ваше общество… – он осекся, выругав себя за оговорку. – Да, современное общество далеко от идеала, и его, безусловно, следует реформировать. Вопрос, однако же, в первую очередь, в том, каким образом. Силой? Через революцию? Этот путь вы вроде бы отвергаете.
Тогда как?
– Значит, вы с нами согласны? – удивленно переспросил "товарищ Владимир". – Ну-ну… похвально. Разрешите осведомиться, вы ранее уже интересовались предметом?
– Я много чем интересовался, – отмахнулся Олег. – И кое к чему в ваших словах мог бы и придраться. Но сейчас меня в первую очередь волнуют ваши методы.
Понимаете, если вы из тех, кто намеревается силой свергнуть существующий строй, нам определенно не по пути. Я человек мирный, стрелять ни в кого не собираюсь, да и глупость это несуразная. Вон, Василий свидетель – пальнул какой-то дурак в казака на митинге, и пожалуйста – несколько трупов. Причем отнюдь не казачьих.
– Василий? – товарищ Антон резко повернулся к детине. – Почему мы об этом ничего не знали?
– Так я ж не знал, что сказать надо… – промямлил тот. – Я ж думал, что так и надо…
– Ну вот еще! – строго проговорил товарищ Антон. – Ты прекрасно знаешь, что мы этого не одобряем. Ай-яй, как нехорошо, а! Надо обязательно поговорить с товарищами…
– Толку с ними разговаривать! – зло выплюнул товарищ Михаил. – Ты же сам знаешь, им чем больше крови, тем лучше. "Умрешь недаром, дело прочно…". Наверняка тот дурак с их наущения и стрельнул.
– Надо ли понимать, господа, что вы не одобряете и этих действий своих радикальных… коллег? – осведомился Олег, подергивая себя за ухо.
– Верно мыслите, товарищ, – сухо ответил товарищ Михаил. – Как я уже упоминал, мы принадлежим к умеренной фракции Российской социал-демократической партии, которую оставшиеся в большинстве товарищи окрестили "меньшевиками". Мы за низвержение самодержавия, но отнюдь не силой оружия. Я бы дал вам почитать брошюру товарища Мартова, но сейчас ее у меня нет. Если кратко, то мы за серьезные реформы существующего строя и против самодержавия. Однако мы не разделяем оптимизма… хм, "большевиков", полагающих, что пролетариат уже политически созрел для того, чтобы взять всю власть в свои руки. Рабочие в массе своей совершенно неграмотны во всех смыслах, у них отсутствует понятие о коллективе, о братстве трудящихся. Сейчас необходимо объединяться с буржуазией, которая также находится в весьма угнетенном положении, и вместе с ней добиваться новых прав и свобод. Необходимы государственные выборные органы, широкое представительство в них всех слоев населения, включая пролетариат…
– Извините, скажите мне вот еще что, – перебил его Олег, и говорящий недовольно умолк. – Вы все время говорите про пролетариат, но при этом ни словом не обмолвились про крестьянство. Между тем, если мне не изменяет память, в Российской империи восемь человек из каждых десяти живут в деревне. А из оставшихся двух далеко не все являются рабочими. Я тут как-то попытался прикинуть в уме количество промышленных рабочих, и оно на всю страну оказалось не более пяти миллионов человек. Ну, десяти, если я где-то ошибся. Это из ста тридцати-то по переписи девяносто седьмого года! Вы хотите проводить реформы в их пользу? Благое намерение, но, боюсь, оно мало что изменит. Народ из деревень идет на фабрики, поскольку в деревне жить еще хуже. Так что даже если ваши рабочие заживут хорошо, в общем положение в стране оно мало изменит.