Несомненная реальность
Шрифт:
"Русское Слово", 24 сентября. "На Кавказе. КУТАИС, 9, IХ. Ночью вчера более десяти человек напали на уездное полицейское управление с целью похитить конфискованное и хранящееся здесь оружие. Находившие в управлении стражники усиленным ружейным огнём отбили нападавших".
"Новости Дня", 27 сентября. "Петля" для электрического трамвая, устроенная у Брестского вокзала, уже начала функционировать и теперь движение вагонов по Петровской и Вокзальной линиям идет значительно глаже. У заставы не образуется "затора" и вагоны не приходится перецеплять"…
27 сентября 1905 г. Москва, Тверская улица, резиденция московского генерал-губернатора
– Таком образом, ваше высокопревосходительство, ситуация становится все более и
Дурново, хмурясь, барабанил пальцами по столу.
– Меня не удовлетворяют такие выводы! – резко сказал он. – Ваши оправдания просто смешны. Почему вы не можете выявить тех, кто дает деньги бунтовщикам?
Ведь у вас для этого есть целое Охранное отделение! Бросьте всех своих людей на выявление злоумышленников…
– Мои люди и без того работают по восемнадцать часов в сутки! – перебил его Зубатов, и генерал-губернатор нахмурился еще сильнее. – Я уже говорил вам об этом. Они не могут находиться сразу во всех уголках Москвы, и у меня отчаянно не хватает квалифицированных кадров для того, чтобы вести наблюдение за всеми подозреваемыми сразу. В филеров стреляют, сотрудники отделения боятся за свои жизни, да и за жизни своих семей – тоже, оклады у них нищенские, и, тем не менее, они проявляют героизм, продолжая работать с удвоенной силой. Дайте мне людей и деньги – и я разберусь с финансированием подпольщиков!
– Слишком дерзко себя вести стали, Сергей Васильевич! – рыкнул на него Дурново.
– Людей вам дать! И без того почти сотня филеров в вашем распоряжении, да еще два десятка офицеров штаны на канцелярской работе протирают. Немыслимо! С таким количеством сотрудников – и просить что-то еще!
– Из этой "почти сотни", – Зубатов наклонился вперед, тоже нахмурившись, – два десятка командированы в провинцию, в основном в Поволжье. Из "еще двух десятков" пятеро в разъездах. В провинции сейчас не менее беспокойно, и местные Охранные отделения не справляются, приходится отправлять квалифицированные кадры для консультаций. Вы, наверное, слышали, что неделю назад в Саратове эсеры убили начальника Охранного отделения? Сейчас его замещает человек, который хотя и имеет опыт оперативной работы, но весьма скверный администратор. Деятельность Самарского отделения практически парализована, секретные сотрудники отказываются работать, и подпольщики практически никем не сдерживаются. Мои люди хоть как-то помогают справляться на местах. Да и полностью укомплектованные штаты в нынешних условиях слишком малы. Не забывайте, в последний раз увеличить количество служащих мне позволили полтора года назад, во времена куда более спокойные. Так что у меня сейчас людей куда меньше, чем хотелось бы.
– Отговорки! – буркнул Дурново. – Почему вы не попросили помощи у корпуса жандармов?
– Шутить изволите, Петр Павлович? – саркастически улыбнулся Зубатов. – Когда это жандармы нам помогали? С того самого момента, как были сформированы Охранные отделения, они остаются в весьма неприязненных отношениях с жандармскими управлениями. И, видит бог, не по нашей вине! В Москве еще ничего себе дела обстоят, на местах же – сплошные интриги. Но даже если мне пойдут навстречу и выделят офицеров – зачем они мне? Они ничего не знают о политическом сыске. Вы знаете, что именно проверял последний петербургский инспектор во время визита в Москву? Умение жандармов рубить лозу. Вы понимаете, ваше превосходительство, страна на грани революции, а он проверяет, как жандармы рубят лозу! Ему, видите ли, как бывшему казачьему генералу это умение особенно мило! Жандармы – это, по большом счету, всего лишь охранники, они не приучены к оперативной работе, не имеют о ней ни малейшего представления и не просто ничем мне не помогут – они принесут вред. Именно такие, без опыта, но с избытком рвения, и устраивают то, что называют "провокациями". Фальшивые подпольные типографии организуют,
"революционные ячейки" сколачивают, чтобы потом арестовать и отрапортовать…
Сколько ни бей по рукам, не помогает. Тут нужны не солдафоны, а профессиональные сыскари.
Он вздохнул и махнул рукой.
– Конечно, если вы дадите мне сотню жандармских офицеров и год-другой времени, я примерно из половины сделаю грамотных сотрудников, а вторую с чистой совестью выгоню взашей. Но у нас нет года, тем более – двух на то, чтобы заниматься их надлежащим обучением. Зато есть проблемы с проведением обысков и арестов. Вы ведь знаете, Петр Павлович, что для этого мы привлекаем полицию. А для привлечения полицейских нужно загодя уведомлять начальство участков, да и то они могут на дыбы встать – как это так, наглые охранцы лезут на нашу территорию, где мы всех революционеров давно к ногтю взяли!
Дурново несколько секунд глядел на него тяжелым взглядом. Его рука бессознательно комкала страницы доклада.
– Хорошо, – наконец буркнул генерал-губернатор. – Вернее, плохо, конечно. Но что вы от меня-то хотите?
– Даже и не знаю, Петр Павлович, – хмыкнул Зубатов. – Нынешняя ситуация – всего лишь логичное развитие той, что сложилась три-четыре года назад. Еще и японская война положение усугубила. Да, я говорил и продолжаю говорить, что среди подпольщиков немало мрази со своими личными интересами, вплоть до откровенных бандитов, которые прикрывают революционными лозунгами банальные грабежи. Но в одном им отказать нельзя: сложившуюся ситуацию нужно менять. Купечество и заводчики недовольны, что им отказывают в заслуженном месте в обществе, ставя происхождение выше личных заслуг. Рабочие, изнуренные тяжким трудом, читают о том, как живет пролетариат за границей – а живет он там много лучше, чем у нас, и, само собой хотят того же. Крестьянская жизнь тоже ох как далека от пасторали – взять тот же недавний неурожай… Как не быть бунту в таких условиях? Пока правительство не осознает, что пришло время для реформ во всех областях общественной жизни, бунты не подавить.
– Вы, ваше превосходительство, говорите очень похоже на ваших идейных врагов, – скривился Дурново. – Можно подумать, что вы сами социал-демократ. Да, дожили…
– Дважды два – всегда четыре, даже если об этом рассуждает дурак или мерзавец, – пожал плечами Зубатов. – Я свои взгляды никогда не скрывал, а под прожектами, которые отправлял на высочайшее имя года три назад, готов подписаться и сегодня.
Знаете, почему меня так ненавидят все эти эсеры и эсдеки? Вовсе не потому, что я так эффективно их ловлю. Причина в том, что я, дай мне волю, могу выбить почву у них из-под ног. Я знаю, как это сделать, избавив страну от потрясений и сохранив самодержавие. Нужно всего лишь создать рабочие организации под патронажем специальных государственных структур…
– Увольте меня от своих проповедей, – повел рукой Дурново. – Я их уже слышал, и снова в полвторого ночи обсуждать не собираюсь. Не мое и не ваше дело решать, как переобустраивать Россию. На то есть более умные люди. Наше дело – верно служить императору. Надеюсь, против этого вы ничего не имеете?
– Вы знаете, что я отдам жизнь за государя императора, – тихо произнес Зубатов.
– И вам нет нужды иронизировать на этот счет. Что не отменяет факт бесцельности и бессмысленности моей работы. Все равно, что вычерпывать воду из дырявой лодки чайной ложечкой. Нужны преобразования – и в области политического сыска и охраны государственного строя, и в области государственного устройства. Без этого, боюсь, страна погибнет. Вы умный человек, Петр Павлович, и ваше слово имеет вес в высших кругах. Я хочу, чтобы вы попытались донести ситуацию до министра, а лучше – до государя императора…
Он поморщился и умолк..
– Кого я обманываю… Это наверняка бессмысленно, – Зубатов извлек из жилетного кармана золотые часы-луковицу, щелкнул крышкой и взглянул на циферблат. – Да, действительно, половина второго ночи. С вашего позволения, я откланяюсь. Надо поспать хотя бы часов пять.
Когда за директором Охранного отделения закрылась дверь кабинета, московский генерал-губернатор опустил голову и тяжело задумался. Он аккуратно расправил скомканные листы доклада и вновь пробежался глазами по строчкам. Тихо тикали в дальнем углу ходики. С бульвара донесся неторопливый перестук копыт, лязганье подков о брусчатку мостовой, громкое в ночной тишине – проехал казачий патруль.