Нестор-летописец
Шрифт:
— Он научится, — неуверенно пообещал Захарья. — Если уж в Писании сказано… не посмеет не выучиться.
И ткнул сына в затылок, чтоб подтвердил. Несда сжал губы. Он не хотел быть дружинником, ни библейским, ни обычным.
— Говорю же тебе, — проревел дворский, потеряв терпение, — не нужен боярину твой разумный отрок. Нужен холоп в поварню, котлы мыть! Ключник давно просит. Хочешь — продай мальчишку, не хочешь — с глаз долой иди.
— Да какие котлы… — недоумевал Захарья. — В обучение же ходил… при владычном дворе… И с этим на поварню?..
Он повернулся в поисках тиуна, но увидел лишь его спину в сенях хором.
Захарья на деревянных ногах пошел к воротам. В этот день он не стал больше пытать удачу, стучась в другие боярские усадьбы. Они вернулись в Истратов дом, получили на ужин долю с купецкого стола и занялись каждый своим делом: Захарья отрешенно смотрел в слюдяное окошко, Несда гадал по Псалтыри.
Назавтра отрок исчез. Суконные порты, вышитая рубаха и сапоги остались в клети. Пропала также котомка с книгой. Ни к обеду, ни к вечере он не вернулся. Захарья взволновался. Расспросил челядь, обыскал двор и амбары, в сумерках обошел ближние улицы и заросший берег речки Стрижени. Отправился за советом и помощью к Истрату. Тот был занят подсчетами. Не поднимая головы, сказал, что мальчишку, когда вернется, надо высечь. Попросил не сбивать ему счет.
Ночь спустя в клеть к Захарье забрела младшая Истратова дочка по прозванию Кубышечка. Надувая пухлые щеки, трехлетняя матрона поманила к себе ладошкой Захарью и прошептала на ухо:
— Недя казал, стоб ты не селчал. Он усол к боялину, какому с тобой ходий. Высатисю. Казал, сто насовсем усол. В хойопи.
— Когда он тебе это сказал? — Захарья вцепился в Кубышечку и затряс ее, будто настоящую кубышку с монетами. Бубенчики на поясе жалобно заплакали.
— Всела, — скуксилась она и заревела. — Пусти-и. Бойно!
Захарья побежал во двор, поседлал коня и поскакал к воеводе. По пути он пытался понять, какую дурь сотворил с собой Несда.
Дворского пришлось ждать долго. Все это время сердце в груди стучало как копыта коня по мостовой.
— Пришел проведать, как устроен твой сын?
Захарье почудилось, что тиун говорит с усмешкой.
— Где Несда? Что с ним сделали? — он рванулся к управителю, но кмети осадили его.
— Твой отрок и впрямь разумен. Он пришел ко мне сам и назвал свою цену. Недорого — гривна кун. Сейчас он на поварне.
— Позови его, — крикнул Захарья. — Я хочу его видеть! Он сделал глупость, я исправлю ее.
— Никаких глупостей, — тиун оставался невозмутим. — А исправить ты ничего не можешь. Все сделано по закону. Купля совершена при послухах, и отрок видел, как я заплатил ногату княжьему ябетнику.
— Я выкуплю у тебя моего сына!
— А я не хочу его продавать.
Кмети удержали Захарью, вывернув ему руки.
— Не от хорошей же жизни отрок ушел от тебя в холопство, — глумясь, сказал тиун. — Думаю, ты сам вынудил его к тому, а теперь жалеешь, оттого что отрок продешевил. Да к тому же не отдал тебе и эту гривну кун. Сомневаюсь, что он и видеть тебя захочет.
— Позови его! — взмолился Захарья.
— Я не ключник и рабами в доме не ведаю. Да и с какой стати отрывать холопа от его работы? Отец для раба — его господин, ты же ему отныне никто.
— Я пойду к князю! — безнадежно пригрозил Захарья.
— Хоть к митрополиту.
Захарья разразился бессильной бранью.
— Гоните его со двора, — распорядился тиун.
— Дай хотя б одним глазом увидеть сына, — надрывно попросил Захарья.
Кмети потащили его к воротам.
— Кирик! — раздался сзади властный голос. — Кто этот человек и что ему надо?
С крыльца хором спустился седой дружинник. Росту в нем было много, и стать он имел еще крепкую для своих лет, а взгляд острый, даже из-под полуопущенных век. Одет был по-простому, будто только что почивал на ложе и вышел по нужде, враспояску. Из-под распяленного ворота рубахи вылезал вспученный, совсем свежий рубец. Угадав в этом муже воеводу, Захарья извернулся в руках кметей и крикнул:
— Верни мне сына, боярин!
Янь Вышатич нахмурился. Тиун коротко и бесстрастно описал, как было дело.
— Он лжет! — опешил Захарья. — Я не продавал сына в холопы!
— А кто привел его ко мне третьего дня? — жестко возразил тиун. — Кто жаловался на тяжкую долю? Кто упрашивал меня взять отрока на любую работу? Я всего лишь, — объяснил он воеводе, — сделал то, чего он и желал — избавил его от обузы.
— Зачем же ты требуешь отрока назад? — спросил боярин. Его гневный взгляд словно вбивал Захарью в землю. — Это твой единственный сын?
— Старший мой, — растерянно промямлил Захарья.
— Кто меняет своих детей на серебро, тот достоин презрения, — молвил воевода.
— Я не продавал его. Он сам…
Отчаявшись, Захарья поник головой.
— Не верю, что отрок мог по доброй воле продать себя в холопы. Ты толкнул его к этому, хотя на тебе не нищенская одежда и ты не изможден голодом… Кирик, вели привести парубка. Спросим у него.
Позвали ключника. Тот побежал на поварню и вернулся, толкая впереди себя Несду. Отрок, слышавший крики во дворе, заплетал ноги и был страшно бледен. Он осунулся, стал грязен и всклокочен, рукой стыдливо зажимал выдранный спереди клок рубахи. Захарья остановил взгляд на его ногах, замотанных в онучи и обутых в разлохмаченные лапти не по размеру.
— Где твои поршни? — выдавил он, потрясенный зрелищем.
— Подарил, — чуть слышно сказал сын.
Он так и не научился лгать. Захарья сглотнул комок в горле.
— Что ты сделал с собой, дурачок?!
— Отец… — Несда поднял голову и посмотрел ему в глаза. — Так было нужно. Прости…
Он протянул узелок, в котором звякнули монеты.
— Возьми.
Отдав свою цену, Несда словно разорвал нити, связывавшие его с прежним — с отцом, с домом, с Киевом. Быстро повернувшись, он убежал. Теперь его дом — челядня и поварня. Даже слез не было. Глаза были предательски сухими.