Неторопливо, бережно, всецело
Шрифт:
— Со мной всё в порядке, — ворчу я. — Не забивай свою хорошенькую головку заботами обо мне.
Да, хорошо, я вёл себя резко и, возможно, даже оскорбил её, но у меня до сих пор всё болит.
— С тобой не всё в порядке, — вставляет она. — Я тебя ударила. — Рейган сжимает зубы. — В лицо.
В салоне пикапа повисает тишина. Тяжёлая, словно на машину опустилось мокрое покрывало.
— У меня до сих пор есть проблемы из-за той ночи, — наконец говорит Рейган. Она откидывает голову на подголовник сидения и
— Где ты научилась так драться? — спрашиваю я. Я мог бы и дальше колоть её булавками, да ещё и прокручивать их. И сейчас я не имею в виду иглоукалывание. Но лучше мне перестать срываться на ней.
— Папа научил. — Она переводит на меня взгляд. Вдруг у неё такой чертовски беззащитный вид. — После того, что случилось в колледже, я стала ходить на курсы самообороны. Затем поняла, что у меня к этому талант, поэтому продолжила заниматься и совершенствовать технику.
Я осторожно нажимаю на свой глаз. Её лицо смягчается, и на нём появляется виноватое выражение. Но она только что оставила свои слова висеть в воздухе, так что я хватаюсь за них.
— Теперь, зная, что можешь уложить любого парня, ты чувствуешь себя в безопасности? — спрашиваю я.
Её лицо бледнеет, и она отводит глаза.
— Прямо сейчас — нет.
— Но обычно?
Её лицо всё ещё бледное, а взгляд останавливается везде, но только не на мне.
— Мне нравится знать, что я смогу избежать опасности, — тихо говорит Рейган.
— А как по-твоему, я опасен? — Соври мне, принцесса. Потому что даже от мысли о том, что она боится меня, у меня сжимается сердце.
— Тогда — да, — увиливает она от прямого ответа. — Мы можем просто не говорить об этом?
Нам нужно поговорить об этом. Но, похоже, она действительно не хочет этого.
— Ладно, — отвечаю я, добровольно подчиняясь её желанию. Всё для неё. Если это то, чего она хочет. — Когда я касаюсь тебя, твоя кожа покрывается мурашками? — вырывается из меня. Мне нужно знать, чему я противостою.
Она кивает и делает глубокий вдох, словно я только что бросил ей спасательный круг.
— Ты заставляешь моё сердце биться быстрее, в очень-очень хорошем смысле. — Она, наконец, смотрит на меня. — Я понимаю, ты не можешь простить меня, но мне правда очень жаль, что так вышло.
Я протягиваю руку, чтобы коснуться её лица, но она уклоняется, подавшись назад, и моя рука падает на мои колени.
— Мне не нужно было хватать тебя. Это всё моя вина. — Я не знаю, что говорить. Не знаю, что сделать, чтобы она почувствовала себя лучше. Если бы на моём месте был какой-то другой парень, я был бы в чёртовом экстазе от того, что она ударила его в лицо, когда он схватил её.
— Это не твоя вина, — возражает она. — А моя. — Я больше чувствую, чем слышу, как она совсем тихо шепчет себе под нос: «Его вина».
— Я
— А я на секунду ощутила себя словно в западне. Я понимаю, ты этого не хотел.
Я качаю головой.
— Не совсем, я специально схватил тебя. Я не хотел, чтобы ты уходила. Твои инстинкты сработали верно.
— Ты же не хотел обидеть меня.
— Но ты не могла этого знать. — Боже, какой я тупой. Спорю с ней о причинах, почему она ударила меня.
— А потом мой отец толкнул тебя лицом в грязь. — Кажется, это её разозлило.
— Проклятье, принцесса, если бы я увидел, как моя дочь вырубила какого-то козла, я бы тут же предположил, что виноват он. Твой отец поступил правильно. — И я верю в то, что говорю. Именно для этого и существуют отцы. Не мой, конечно, но у меня всегда был Пол и остальные. Они бы защищали меня даже ценой своих жизней. Её отец сделал то же самое, что мои братья сделали бы ради меня, не меньше.
— Твой папа знает всё про то нападение?
Рейган кивает, закусив нижнюю губу.
— Ты сможешь меня простить?
— Нечего прощать, — отвечаю я. Она пристально смотрит на меня. Я исправляюсь: — Прощаю. Честное слово.
Она делает глубокий вдох.
— Спасибо.
Будем ли мы говорить о главном? О причине, почему она избегает меня.
— Я не должен был заставлять тебя чувствовать так, что тебе захотелось убежать, — признаюсь я.
Мы могли бы избежать всех этих неприятностей с ударом в лицо и валянием в грязи, если бы я заткнулся и молчал про свой член и то, как она его возбуждает. И от одной только мысли об этом я тут же чувствую небольшое движение в своих штанах. Из меня вырывается стон.
— Что такое? — спрашивает Рейган. — Тебе больно?
Да. Мне больно. Но не в том смысле, в котором она думает.
— Немного, — соглашаюсь я. Да, запястье ещё болит.
— Мне нравится, что я тебе нравлюсь, — говорит она. Её голос звучит так тихо, что мне едва удаётся разобрать слова.
— Что? — спрашиваю я и наклоняюсь ближе к ней. Она отстраняется.
Рейган улыбается и качает головой.
— Мне нравится, что я тебе нравлюсь, — говорит она снова, в этот раз немного громче.
Уголки моего рта приподнимаются в улыбке.
— Ты заставляешь меня чувствовать, — признаётся она. Её лицо больше не бледное — щёки стали розовыми.
— То же самое могу сказать и о тебе, — отвечаю я.
— Ты уже можешь перестать так самодовольно ухмыляться, — говорит она, но со смехом. Это хорошо.
— Ты говоришь мне, что я тебе нравлюсь, и ждёшь, что я не буду ухмыляться. — Я прикладываю к груди здоровую руку. — Ты, должно быть, шутишь. Мне стоило сделать сальто.
— Мне не нравятся мужчины, — тихо говорит Рейган.