Неудавшийся апостол
Шрифт:
Когда мы входили в зал Суматохи Фигур, я испытывал сильное волнение. Змееглазая чувствовала это, да и сама она не выглядела спокойной, часто хватаясь за мою руку, потом спешно отстраняясь. Только Крыс из нашей троицы вел себя естественно, он постоянно осматривался по сторонам в поисках опасности, иногда скользя по нам безразличным взглядом. Словно пес, он вел новых туристов по одной и той же тропе уже в тысячный раз, и ничего не могло его заинтересовать в этом месте.
Когда я вновь оказался у черного провала по ту сторону зала, что-то екнуло у меня в груди. Я посмотрел на испуганную жрицу, но не нашел ответа. Крыс вывел нас из лабиринта плоскостей, и кажется, никакой опасности не чувствуя. Только это меня и успокоило. Тяжело поднимаясь по
В общем, встреча и празднество затянулись на несколько дней. Я не был этому рад, но и не мог препятствовать. В это время я и жрица сидели в отдельной хижине, вокруг нас столпились все те, кому было поручено помнить свой возраст. Оказалось, что за один переход мы преодолеваем двенадцать лет. Казалось бы, что много, но сколько нужно попыток, чтобы оказаться в двадцать первом веке? Тысячу? Десять тысяч? Как итог, мне придется потратить почти всю свою жизнь на то, чтобы бродить среди каменных аномалий.
Получив надежду, я очень быстро ее потерял. Что же теперь делать? В тот момент, когда я уже почти отчаялся, в дело вступила жрица. Она обняла меня, что-то тихонько приговаривая. Это помогло, тоска по дому временно стихла, я не заметил, как мы остались одни. Ее эбонитовое тело сияло в свете лучин, я вдруг осознал, что хочу ее. Странную, стройную, пахнущую неизвестными мне цветами, горячую…
Рано утром нас разбудил тревожный клич. Солнце только-только поднялось над горизонтом, я наспех оделся и выскочил вон, оставив обнаженную жрицу лежать на большом покрывале. Со стороны джунглей, по расчищенной от деревьев поляне, к нам приближалась странная процессия: около двух дюжин индейцев в совершенно нечеловеческих одеяниях, с разрисованными лицами, шли во главе трех великанов, также облаченных в странные одежды, состоящие из множества костей самой разной величины.
Я не знал, чего ожидать от всего этого маскарада, но добром здесь даже не пахло. Сообразительные дикари уже собирались со всех сторон, вооруженные копьями, томагавками и тесаками. Я вышел вперед, готовый принять на себя любой удар. Не дойдя несколько десятков шагов, я остановился, ожидая, что произойдет дальше.
“Ты убил наших братьев. Во имя чего?” — трудно было определить, кто из пурана сейчас со мной разговаривал, но по ощущениям — все трое одновременно.
— Вы забрали мое оружие, все мои вещи. Вы прогнали меня, когда я хотел знать правду. — стараясь выглядеть уверенно, я все же себя так не чувствовал, а в этом проклятом мире каждый мог читать меня, как открытую книгу.
“Когда придет время, на этот мир придет атитхи м, четыре его духит ар захотят погибели всего, четыре дочери странника обрушат на ааиус н свои каменные тела, свои огненные хвосты. Если мы не успеем, наши питарау ду трудились зря, все их наследие канет в пустоте. Ты помешал нам, убил четверых из нас, теперь плати.”
— Своей жизнью? — несколько разочарованно спросил я.
В действительности, это выглядело бы очень банально — просто умереть от мести, как-будто это как-то поможет такому глобальному действу, как создание космических тел, для защиты от метеоритов. Или комет, что там они имеют ввиду под каменными телами.
“Твоя жизнь — опавший патра в вечном лесу. Если хочешь искупить вину, пойдешь той дорогой, которой мы не можем. Узнаешь все, что нам нужно, вернешься назад. Только так мы можем спастись от гнева духит ар.”
— Не понял. Можно более понятно? — рядом со мной, словно тень, появилась жрица, ее теплые пальцы ненавязчиво скользнули по моей спине.
“Мы дадим тебе веди, знание Троп Времени. Ты видишь только один путь, к нему тебя ведет твой сван, но дверей много. Найди нужную. Каждый раз возвращайся назад, здесь будут ждать наши братья. Говори все, что видишь, тогда будешь прощен, когда все сестры атитхи м, безжизненными падут на наш мир. Думай.”
Передав мне это послание, великаны направились в сторону пирамиды. С ненавистью впиваясь во все окружающее, за ними последовала их свита. Только последний индеец остановился и положил у моих ног небольшой кувшин. Жрица тут же, не стесняясь выглядеть нелепо, встала перед сосудом на четвереньки и долгое время вдыхала запах содержимого. Затем поднялась и пожала плечами.
“Да уж, — подумал я, — так я и сам мог бы сделать...”
В руках кувшин казался гораздо тяжелее. При таком весе там должен быть свинец, не меньше. Поболтав содержимое я понял, что там жидкость. Да и что еще могло оказаться в этой глиняной посудине? По всему выходило, что придется пить. Вряд ли бы вся эта церемония происходила только для того, чтобы отравить меня ядом. Но помня все предыдущие акты инициации, я совсем не горел желанием: задыхаться, сгорать, умирать и воскрешаться с таким чувством, что делаю это в сотый раз подряд.
Спустя мгновение, закрыв глаза и приготовившись к худшему, я залпом осушил содержимое. Оно, словно холодное желе, медленно скользило по кишкам, пока не осело неподъемной тяжестью где-то в области живота. Я стоял без движения минуту, две, но ничего больше не происходило.
Жрица, что внимательно наблюдала за мной все это время, недоверчиво осмотрела меня со всех сторон, потом требовательно схватила руку, принявшись изучать ладонь, точнее, она только на мгновение посмотрела на то, что там происходит, после чего испуганно отстранилась. Не понимая, в чем дело, уставился на свои руки. Это было действительно пугающе: линии судьбы, словно черви, извивались на моих ладонях, постоянно пребывая в движении. Иногда они двоились, троились, переплетались и распадались. При этом я не чувствовал ничего, кроме слабого зуда. Но постепенно к горлу подкатывала тошнота. Я поспешил скрыться за ближайшей хижиной, прежде чем меня согнуло в жутких спазмах. Из меня выливалось что-то грязно серое, шевелящееся, оставляющее во рту привкус ржавчины.
Кажется, я мучился так до самого вечера, пока не упал без сил, едва не угодив в лужу под собой. Живот резало от перенапряжения, мышцы сводило судорогой. Дальнейшее стало смутными образами: кто-то подхватил меня за руки, потащил к дому жрицы, практически бросив на пол. Удар головой я почти не ощутил, сразу же отключившись до самого утра.
С рассветом стало ясно, что лучше я себя чувствовать не стал, очень болела голова, живот, дрожали руки. Кое-как разлепив веки, я сразу же встретился взглядом с жрицей. Она стояла у стены и смотрела на меня совсем не так, как раньше. Некая смесь страха и отвращения отражалась в ее глазах. А это говорило только об одном — выглядел я очень плохо.
— Зеркало дай, что ты вылупилась? — голос звучал глухо, слова выдавливались с трудом. — Слышишь, коза черномордая? — оскорбления сыпались сами собой, так я пытался защититься от собственной паники.
Сначала перевернувшись на живот, я встал на четвереньки и только после этого сумел подняться на ноги. Пошатываясь, приблизился к змееглазой, схватив ее за запястья.
— Зеркало дай! — стараясь изобразить хоть какой-то жест, я поводил ладонью у самого лица, — Что со мной?
Что удивительно, зеркало и впрямь нашлось, чернокожая ведьма все это время держала его в своей руке: круглый диск с ладонь диаметром пусть и не сравнился бы с современными зеркалами, но свою физиономию рассмотреть мне все же удалось.