Неугасимый огонь
Шрифт:
– Он тоже ещё не прибыл, – сказал Птолемей.
– Тогда ждите.
Лагид вернулся к царю и рассказал о результатах встречи. Пердикка, присутствовавший при этом, вспылил:
– Какая наглость! Царь, позволь мне, я разберусь с ними, их впятеро меньше!
– Остынь, дурак! – рявкнул Александр, – экехейрию никто не отменял! Боги покарают тебя за святотатство! И даже если бы не это, всякого, кто тронет египтян, я предам немедленной смерти! Никто никогда не обвинит меня в нарушении священных уз гостеприимства!.
День пролетел в тягостном напряжённом ожидании. Воины собирались кучками, роптали. По лагерю ходили царские телохранители во главе с Селевком – разгоняли сборища.
К вечеру на горизонте показались паруса. Все принялись лихорадочно их считать.
– "Талос" кто-нибудь видит? У меня шурин на нём. Видели "Талос"?
– Нету "Талоса". Он самый здоровый. Сразу попался бы на глаза.
– Да как же это... У меня шурин на нём... Как же так... Единственный, кто из родни остался...
– Чего запричитал? Утри сопли. Мы тут все... единственные...
Корабли приближались к порту и только сейчас все ощутили масштаб трагедии.
– Керберово дерьмо! Да быть того не может, чтобы какие-то бабы нам так всыпали!
– Не может? Глаза разуй.
– А кто сказал, что это египтяне нам наподдали?
– У меня дружок – декадарх в таксисе Кена. Там уже все знают. Египтяне это. Исподтишка напали, говорят.
– Точно, так бы хер справились с нашими!
– И мы этих говноедов привечали?! Да куда царь смотрел?!
Через несколько минут дорогу разъярённой толпе, направившейся к лагерю египтян, преградила агема, во главе с Адметом и Парменионом.
– А ну стоять! Куда направились?
– Варваров резать!
– Это твой сын, Парменион, флот просрал! – крикнули из толпы.
– А может он продался? Сидит себе "в плену", вино попивает!
Толпа качнулась вперёд.
– Стоять, я сказал! – рявкнул старый полководец, – ещё слово и крикуну я лично язык вырву!
– Предатель!
– Бейте его!
Безоружные македоняне голыми руками хватались за отточенные наконечники копий, которыми ощетинились царские щитоносцы, отводили их в сторону, хватались за щиты и неудержимо напирали на растерявшихся гипаспистов.
– Вперёд! – скомандовал Адмет.
Гипасписты все, как один, шагнули вперёд. Пролилась кровь.
– А-а, суки! На кого руку подняли?! На своих!
Долго толпа избиения не выдержала, отхлынула. На земле осталась дюжина трупов.
Появился Александр. Он был безоружен. В глазах плескалось пламя.
– Что вы творите?! Разве вы уже свершили суд? Вы знаете, что произошло? Вы македоняне или беззаконные шакалы?
– Царь, ты ублажаешь варваров, а они убивают нас! – крикнули из толпы.
– Они – вероломные твари!
– Да-да, нарушили договор!
– Ударили в спину!
– Кто это сказал?! – совершенно рассвирепел Александр, – выйди, покажись, если ты не трус!
Воины смущённо жались, никто вперёд не вышел.
– Так я и знал! Вы – жалкие трусы, годные только на то, чтобы впятером нападать на одного! А когда враг силен, сразу обгадитесь? Я думал, вы моя опора! Я думал, что с вами мне под силу горы своротить! Дойти до края Ойкумены! Зевс покарал меня за самоуверенность! Пошли вон! Я не желаю иметь с вами ничего общего! Лучше соберу войско из хеттов. Они – настоящие воины. Не то, что македоняне...
Последние слова он произнёс негромко, в мёртвой тишине. Воины не двигались с места. Многие плакали. Слезы текли по щекам и у некоторых гипаспистов, проливших кровь товарищей.
– Убирайтесь. Не хочу вас видеть.
– Прости нас, Александр!
– Прости, царь!
Александр брезгливо скривил губы и, резко повернувшись, ушёл в свой шатёр. Толпа потекла было следом, но на её пути вновь встал Парменион.
– Ну что, обгадились? Пошли вон, я попытаюсь уговорить царя простить вас.
Однако царь не стал с ним разговаривать.
– Не сейчас, Парменион. Наведи порядок в лагере. Зачинщиков смуты арестовать, я позже с ними разберусь. Остальных утихомирить.
– Ты не хочешь допросить Пармениона, царь? – спросил Кен, когда старик вышел, – если Филота собирался покорить критян, то почему не поделился своими замыслами с нами? С тобой, царь.
– Может, потому, что хотел приобрести данников лично для себя? – предположил Пердикка.
– Я бы сказал – это похоже на Филоту, – буркнул Полиперхонт.
– Но неужели он не посвятил в свои планы отца? – недоумевал Кен, – не верится.
– А почему он попросился к нему на Кипр, добровольно сложив с себя командование гетайрами? Да потому что они в сговоре! – ожесточённо заявил Пердикка.
Кен только головой покачал, но видно было, что он думает о том же.
– Позвать Пармениона? – спросил Полиперхонт.
– Нет, не сейчас, – отрезал царь, – не хочу его видеть. Пока.
"Старик совсем ослабел. Даже безоружную толпу без крови остановить не может".
Эвмен все разложил по полочкам, однозначно не высказав собственного суждения. Виновны, в равной степени, могут быть обе стороны, но Александр против своего желания все больше склонялся к мысли, что, несмотря на очевидную заинтересованность египтян в ослаблении нежданного соперника, устроили бойню не они.
Филота.
Почва для этой мысли была щедро удобрена давно копившимся недоверием к Пармениону. Старик все больше раздражал своей критикой всех царских решений. Нет, он не саботировал приказы и выполнял их безукоризненно, но это бесконечное брюзжание, что "в прошлые годы так не делали", что "а вот Филипп бы поступил..." все чаще выводило Александра из себя. А в купе с извечным высокомерием Филоты...