Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 2
Шрифт:
Летом, осенью и зимой 37-го года я несколько раз ездил в Калугу повидаться с Юрой Богдановым, и он всякий раз меня оглоушивал вестями о посадке чекистов и членов правительства, – вестями» которые почему-либо не дошли до меня в Москве, – сообщал городские новости:
– Рудзутак сел…
Бубнов сел…
– Межлауки сидят… (Брат Валерия Ивановича Межлаука Иван Иванович Межлаук был председателем Всесоюзного комитета по делам Высшей школы при Совнаркоме СССР.)
– Ты знал нашего калужского батюшку Остроглазова? Он ведь очень старый и почти совсем слепой. Его арестовали. Сам он идти не мог. Его ночью под охраной арестовывавших вела в НКВД дочь, а в другой руке у нее был узел для отца с подушкой и одеялом.
– У нас в Калуге идут аресты среди партийной верхушки. Первый секретарь Трейвас уже сидит.
– Посадили
– У нас в Калуге врачей посажали: глазника Попова, зубных врачей – Костромина, Маркевич…
– Ну, Костромина – это я еще могу понять: его брат с Бубновым в Наркомпросе работал, наверное загремел, а из-за него взяли брата. Ну, а старуху Маркевич-то за что?
За польскую фамилию – больше не за что.
– Посадили Юрия Александровича Вусовича. (Это был врач-эпидемиолог, видный краевед.)
В Перемышле меня всякий раз тоже ждет какая-нибудь «приятная» новость.
Со Спасовым дружил директор одной из районных школ-семилеток, крестьянин села Корекозева, член Коммунистической партии с 18-го года, участник гражданской войны Николай Алексеевич Вдовин. Когда Спасова посадили, Вдовин стал посылать свою дочь в помощь больной жене арестованного, оставшейся с маленьким ребенком, и та приносила ей воды, мыла полы, стирала. Николая Алексеевича исключили из партии за оказание помощи жене «врага народа».
8 июля в «Правде» статья без подписи: «Профессор-насильник, садист». Оказывается, Плетнев черт знает что разделывал с некоей гражданкой Б. Впоследствии профессор-кардиолог Олег Ипполитович Сокольников рассказывал мне, что он знал «гражданку Б.» Это была сотрудница «Правды», психопатка и притом уродина.
– Если даже Плетнев и был развратником, то вряд ли он польстился бы на такое страшилище, тем более что выбор у него был богатейший, – добавил Сокольников.
Олег Ипполитович называл мне ее имя, отчество и фамилию, но я, к сожалению, запамятовал.
9 июля в «Правде» помещена резолюция Всероссийского и Московского терапевтических обществ под названием «Маска с врага сорвана». Среди подписавших эту резолюцию – будущие «врачи-убийцы» Вовси и Борис Коган, которых в конце концов реабилитировали только благодаря тому, что Сталин дал дуба. А затем пошли писать и проф. А. Д. Сперанский, и проф. А. В. Вишневский, и Левин, которого несколько месяцев спустя будут судить вместе с Плетневым и расстреляют как отравителя. Мораль советского человека: падающего толкни, лежачего бей.
9 июля мы прочли:
В прокуратуре СССР
В редакцию газеты «Правда»
Сообщаю, что по моему распоряжению следователем по важнейшим делам прокуратуры Союза начато расследование фактов, изложенных в статье «Профессор-насильник, садист».
Прокурор Союза ССР
А. Вышинский
17 – 18 июля в Мосгорсуде при закрытых дверях слушалось «дело Плетнева». Защищал Коммодов. Плетнева приговорили к 2-м годам лишения свободы условно.
Сообщения о вражеских вылазках и происках, о разоблачениях, исключении из партии и судах перемежаются восторгами по поводу полетов и перелетов наших летчиков, перечнями наград, ими полученных, орденопадом на артистов и певцов, треском петард, изготовлявшихся для «Известий» Хмелевым в честь будто бы триумфальных гастролей Художественного театра [35] , пускавшего пыль в глаза парижанам такими шедеврами русской драматургии, как «Враги» и «Любовь Яровая». Два главных палача, перестрелявших почти всю «ленинскую гвардию», – Ежов и Вышинский, – получили по ордену Ленина.
35
См. его заметки в «Известиях» от 11 и 24 августа 1937 года.
В конце лета я приехал в Москву.
Глеб обрушил на меня лавину столичных новостей:
– Арестована верхушка НКВД: Яша Агранов, Прокофьев, Балицкий, Дерибас…
– Арестован Антоныч (Клычков),».
– Арестован Воронский…
– Арестован Святополк-Мирский…
– Арестован Виктор Кин…
– В Ленинграде арестован режиссер Алексей Дикий…
– Арестован
Вот тебе раз! И Ясенский?.. А ведь в поднятом критикой на щит индустриально-бульварно-детективном его романе «Человек меняет кожу» Ясенский изобразил инженеров вредителями, связанными с иностранной разведкой и подбрасывавшими ядовитых змей в комнаты «честных специалистов». Еще так недавно, 1 сентября 36-го года, на собрании «новомирского» актива писателей, на котором Олеша пинал неостывший труп казненного Пикеля и на котором с восхитительным мужеством держал себя Пильняк, хотя над ним уже сгущались тучи, Ясенский хвастался тем, что «несколько дней тому назад мы исключили из партии писателя Ивана Катаева за измену партии» и расценивал как «преступление» то, что Пильняк несколько лет назад оказал денежную помощь Радеку, когда тот находился в ссылке [36] . И уж совсем недавно наша пресса в ответ на утверждение польской печати, что в СССР преследуют поляков, ссылалась между прочим на то, каким почетом и уважением окружен у нас Бруно Ясенский. А немного погодя появляется статья Моты левой, доказывающая, что роман «Человек меняет кожу» мог написать только шпион.
36
«Новый мир», № 9, 1936.
Один за другим, один за другим люди попадали в яму, которую они страха ради или же из любви к труду землекопа рыли другим.
Мы с матерью, посовещавшись, пришли к заключению, что быть постоянно прописанным в Перемышле для меня небезопасно: ведь в паспорте, который я получил в Архангельске, было указано, что мне его выдали не на основании прежнего паспорта, а на основании справки из НКВД.
Я прописался у теток в лесной глухомани, за тридцать верст от Малоярославца и за сорок верст от Калуги. Тут я глаза НКВД не мозолил.
Осенью, когда я из Новинки приехал в Москву, Глеб сообщил мне об аресте Артема Веселого и лучшего своего друга – Бориса Пильняка.
Пильняка арестовали в день рождения его сына. Он поехал в центр за покупками, – жил он тогда на Ямском поле (ул. Правды) в ожидании квартиры в доме, строившемся на углу ул. Горького и Лесной, – ему хотелось отпраздновать этот день вдвоем с женою. Не успел вернуться, как за ним приехали. Он ушел взволнованный, но уверял жену» что это недоразумение, что его сейчас же выпустят. Быть может» он питал робкую надежду» что писателя с мировым именем все-таки не засадят, и не принимал в соображение, что Сталин точил на него зубы с 26-го года» когда появилась «Повесть непогашенной луны», а быть может, хотел только подбодрить жену. Потом арестовали и ее.
Поздней осенью я поехал навестить мать и тетю Сашу.
Без меня Перемышльское отделение НКВД провело осенью «предвыборную компанию» (в декабре должны были состояться первые выборы в Верховный совет СССР на основе Конституции, принятой в 36-м году).
В эту компанию в Перемышле были вдобавок к уже взятым арестованы так и пропавшие потом без вести священник Николай Павлович Бриллиантов, не служивший с 29-го года; объединивший вокруг себя местных евангелистов, начитанный от Писания не хуже ученого богослова кузнец Матросов; бывший огородник, давно восстановленный в правах гражданства за образцовую работу в перемышльском колхозе Павел Михайлович Дешин и уполномоченный предреволюционного Перемышльского городского общественного управления, член попечительного совета прогимназии, при НЭПе торговавший в компании с двумя согражданами, яко рыба безгласный брат «Лошадиной головы», старый холостяк Федор Николаевич Гудков, которого все называли за глаза ласкательно-уменьшительно «Федя Носик», хотя нос у него был крупнокалиберный. Оснований для его ареста могло быть только два: размеры носа, выделявшие его из обывательской массы, и привычка теплыми вечерами в совершенном одиночестве посиживать на лавочке около дома, где он жил с двумя своими незамужними сестрами, и попыхивать трубочкой. Идешь, бывало, в кромешной тьме – вдруг возникает светящаяся точка: а, это Федя Носик! Значит тут будет рытвинка, надо держаться левей, поближе к забору. Закрыв лавку еще до ликвидации НЭПа, Федор Николаевич высовывал свой носище только за ворота – ни на какой другой улице, ни на площади, ни на базаре я его ни разу не видел.