Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1
Шрифт:
– Погасить все огни!
Потом последовала какая-то возня и двери распахнулись. Фанфан прижался к стене за стоячими часами. Он слышал, как шаги доктора удаляются по коридору и затихают вдали. Фанфан торопливо проскользнул в темную ночлежку, которая была полна неясных голосов, зевков, скрипа матрасов. Скользнув в первую попавшуюся постель, он чувствовал, как сильно бьется сердце, но был вне себя от радости при мысли, что его шутка удалась.
Тот, кого он оттолкнул, небрежно извинившись, вначале промолчал, но тут Фанфан почувствовал, как кто-то оборачивается к нему и встает! Во тьме чиркнуло кресало, потом зажглась свеча - её держал мужчина!
– Друзья, я её первый увидел, но потом я с вами поделюсь! Но ты хорошенькая!
Все новые и новые свечи и фонари зажигались повсюду, из всех постелей вылезали мужчины, по большей части одетые, только без сапог... и стало ясно - это взвод драгун! Молодых, стройных драгун, обрадованных такой удачей и полных решимости - это было с первого взгляда ясно - всерьез заняться красоткой, которая - ну и штучка - ради этого сюда и пришла!
Их было человек тридцать, и Фанфан сдрейфил. Секундою позже Фанфан, метнувшийся к дверям, был перехвачен "первооткрывателем", а остальные кричали "давай-давай!", хотя и в полголоса, из-за полковника, спавшего по соседству, - того, которого Фанфан принял за доктора. "Первооткрыватель" швырнул Фанфана обратно в койку, безжалостной рукой умело раздевая его, и мог с успехом справиться с этой задачей, если бы - хвала Господу - не обнаружил, что с полом вышла ошибка. Его мальчики не интересовали, и хотя среди соратников любители нашлись бы, но, к счастью, содомия тогда каралась виселицей. И дело шло к тому, чтобы Фанфана вышвырнуть на улицу под град проклятий честных драгун, ничуть не усомнившихся в его намерениях, если б в ночлежку не вернулся полковник, привлеченный всем этим шумом.
Полковник де Рампоно страдал от своего малого роста, и от несварения желудка как следствие первого недостатка. Он по природе был трус, но обожал армию - не потому, что та ведет войну, а из-за наслаждения, которое ему доставляли маневры, приказы и уставы. В компании или перед своими подчиненными полковник де Рампоно любил блеснуть тем, что единым духом выпаливал любой параграф устава. Все, что не по уставу, он терпеть не мог. Присутствие Фанфана было вопреки уставу. И более того, у полковника не оставалось сомнений насчет намерений Фанфана, а это было против правил общества, которое такое осуждает, и вопреки правилам церкви, которая это запрещает. И мосье де Рампоно отдал приказ...
* * *
Ребята Картуша - как и приятели Фанфана - ждали на улице до тех пор, пока не поняли - затея Фанфану удалась. Договорились встретиться на том же месте в семь утра, когда начнут выходить женщины и с ними вместе торжествующий Фанфан.
И вот в условленное время все собрались там, сгорая от любопытства. Картуш уже сказал своим, что Фанфан с его отвагой несмотря на возраст, им сможет здорово пригодиться, - когда вдруг ко всеобщему удивлению на монастырском дворе раздался бой барабана.
– Что это будет, если сестры-монахини начнут бить в барабан?
– заметил Гужон Святому Отцу и Николя Безымянному, которые согласно кивнули.
– Но что там происходит?
Створки ворот со скрипом начали расходиться - и открывал их драгун! Теперь соберемся с духом, чтобы перенести зрелище ужасных мучений, которые предстоят Фанфану по приказу мсье де Рампоно, соберемся духом вместе со всеми, кто смотрит с улицы с друзьями и знакомыми Фанфана, и начинавшими собираться прохожими, со всеми, кто таращит глаза при виде зрелища: во дворе драгуны выстроены в две шеренги, и барабан бьет не переставая, как при экзекуции. И это вправду экзекуция: вот появляется Фанфан в прелестном платьице мадам Аймер, выходит из дверей, в которые проскользнул десять часов назад. Ночь он провел, прикованный за ногу к одной из коек. И два драгуна держат его за руки, ведут - почти несут - на середину двора.
На улице толпа прибывает, знакомые и незнакомые спрашивают друг друга, что все это значит. Вот появляется полковник де Рампоно, за ним его адъютант несет стул, который ставит возле Фанфана и полковник водружает на него свой широкий зад. Драгуны, оторвав сопротивляющегося Фанфана от земли, ловко кладут его полковнику на колени. Тот левою рукою крепко и больно захватывает его шею и под торжественный бой барабана начинает порку. Пятьдесят ударов по голому заду! От унижения и бессильной ярости Фанфан ещё до окончания экзекуции теряет сознание, но с той поры полковник навсегда остался в его памяти!
* * *
Что, собственно, произошло?
А вот что: за два дня до этого из-за трех случаев оспы, обнаруженных у августинок, приют по повелению префекта полиции был закрыт. Сделано это было ночью и втихую, чтоб не нервировать обывателей. Августинки и их подопечные нашли приют на рю де ла Барр, в монастыре кармелиток. А ночью группа санитаров там провела дезинфекцию, обильно все залив уксусом, - вот этот запах и почувствовал Фанфан при входе.
Картуш после экзекуции молча вернулся в сопровождении своей банды на свою штаб-квартиру в кафе "Л'Эпи Нуар" у площади Бастилии. Истерический смех Пастенака привлек его внимание.
– Скажи мне, Пастенак, - приветливо спросил Картуш, вернувшись в кафе, - ты знал, что вместо святых сестер там окажутся драгуны?
– Я слышал, как об этом говорил один сержант-квартирьер в кабаре "Де ла Селетт". им нужно было на одну ночь разместить драгун, что проходили через Париж, направляясь на север, вот и решили поместить их туда, пока сестры-монахини не вернулись.
– ответил этот осел, горевший желанием ошеломить слушателей и упивавшийся сознанием, что месть его свершилась.
– Но я вел речь о ночи в постели с девицами, а не с драгунами! сказал Картуш, все также любезно, и поскольку человек он был немногословный, слова свои закончил тем, что огромным кулаком заехал Пастенаку в челюсть, лишив того ещё трех зубов, потом, схватив его за штаны, вышвырнул из кафе "Л'Эпи Нуар" и тем самым - из своей банды. Пастенак, хныча, исчез в парижских закоулках, и неизвестно, доведется ли нам с ним ещё встретиться.
Фанфан узнал о выказанной Картушем симпатии из письма, который гордый главарь продиктовал платному писцу. К письму были приложены тридцать ливров. Эта симпатия и деньги Фанфана несколько утешили, но травма нанесенная его ягодицам, сказалась и на его душе, лишив былой уверенности в себе, так что из дому он не выходил два месяца - все ждал, пока забудет и он сам, и почтенная публика.
Не выходил из дому? Значит, у него был дом? Да, прежде мы об этом не упоминали, занявшись исключительно его светской жизнью. И прежде чем, как мы обещали, переходить к описанию того, как пережитое поражение в результате исключительного стечения обстоятельств превратилось в истинный триумф, от которого Пастенак навсегда позеленел от ярости, пожалуй, стоит просветить читателей насчет семейной жизни Фанфана..
2.
Лет за десять до событий, о которых мы только что рассказали, одним майским вечером женщина лет двадцати восьми шила у окна в маленькой, но уютно обставленной квартирке, которую снимала на третьем этаже дома номер 20 по рю Гренета, и время от времени отрывалась от монотонной работы, поглядывая вниз на улицу, где громыхали кареты, отъезжавшие от соседних транспортных контор на рю Сен-Дени и направлявшиеся в Нормандию или на север Франции. Женщина была довольно привлекательна, невысока, но хорошо сложена. Жила она - по правде говоря, очень скромно - тем, что брала шитье на дом. Звали её Фелицией Донадье. И главное: уже четыре года она была вдовой Виктора Донадье, гренадера, павшего на войне в Канаде.