Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1
Шрифт:
– Как видите, чиню курок. Слишком тугой спуск.
– Ты спал здесь?
– Да, я пришел сюда ночью.
– И часто ты так делаешь?
– Иногда.
– Фанфана глядел мрачно, говорить ему явно не хотелось.
– Твоего дяди здесь нет?
– Если вы, мсье, говорите о Тронше, так он ещё не проспался с похмелья! Потому я и здесь!
– Он тебя бил?
– угрожающе прогудел брат Анже.
– Меня нет! Тетю Фелицию! Каждый раз, когда он её бьет, я убегаю иначе не выдержу и убью его!
– Ну, ты уж слишком грозен!
– заметил брат Анже,
– Он сделал её самой несчастной женщиной на свете, мсье!
– А почему она не говорит мне?
– Думаю, ей стыдно.
– Значит я должен нагнать страху на этого мерзавца!
– заявил брат Анже.
– Это не поможет!
– сказал Фанфан.
– Я его должен убить! Видите? Вот так!
– он нацелил в задний двор карманный пистолет, который успел зарядить, и, выстрелив, разбил старую тарелку, лежавшую метрах в десяти на скамейке.
– Мой поклон!
– воскликнул брат Анже, смеясь своим глухим смехом.
– И поздравляю с днем рождения, Фанфан! Тебе сегодня восемь лет. Вот три ливра, купи себе что хочешь!
– Кучу драже!
– взвизгнул Фанфан.
– Премного благодарен, мсье!
Потом он снова нахмурился, глядя на свой маленький пистолет марки "Квин Энн", который отыскал в мастерской.
– Как долго нужно человеку расти, чтоб мочь кого-нибудь убить, мсье?
– Как можно дольше, мой малыш, как можно дольше!
* * *
Убить Тронша Фанфану не позволила одна из тех случайностей, что бывают в жизни: Филиберт Тронш всего через две недели умер без посторонней помощи - замерз насмерть. Как следует набравшись в кафе "Де ля Селлет" он удалился в морозную ночь. "- Так что правду говорят, что и мороз может быть на пользу", - заметил Фанфану брат Анже, придя на похороны. И кроме этой пары слов ничего больше не было сказано на похоронах этого грубого животного.
На деньги, полученные на именины, Фанфан купил кило драже и преподнес Фелиции. Теперь только черные круги у той под глазами были единственным свидетельством того что на земле жил Филиберт Тронш.
– Теперь, наконец, мы заживем спокойно!
– заявил Тюльпан. И следующий год действительно прошел на удивление спокойно. Фанфан был счастлив: занимался с учителем, работал в мастерской, где к привеликому своему удовольствию был теперь один и где он не вылезал из книг по оружейной части, а если что-то не ковал, то болтался по кварталу с приятелями Гужоном, Николя Безымянным и Святым Отцом. И счастлив был без меры, как и его сводный брат герцог Шартрский (которому уже исполнилось девятнадцать) тот в этот год лишился девственности заслугой Розали Дути, ослепительной красавицы из борделя мадам Бриссо; причем герцог Шартрский отсалютовал трижды, после чего удалился в восторге от такого дебюта, - если верить полицейскому донесению, получив которое генеральный инспектор полиции де Сартин дал прочитать его Людовику XY, весьма его этим позабавив.
Но вернемся к Фанфану. Кто в один прекрасный день появился на третьем этаже дома номер 20 по рю Гренета? Пиганьоль! Алцест Пиганьоль. Приглашен он был на обед. Пиганьоль, как он сам сказал, только несколько дней назад узнал о несчастном случае, и пришел почти с годичным опозданием выразить сочувствие и спросить:
– Что случилось с беднягой Троншем?
Это глупый вопрос, который свойственно задавать о людях, которые уже давно мертвы.
– Что с ним было?
– Мороз, - ответил Фанфан.
– Он хотел согреться и перестарался.
– Фанфан!
– одернула его Фелиция, - он мертв, и мир его праху!
– Это лишнее - разыгрывать спектакль, как положено при таких обстоятельствах. Гроша ломанного он не стоил! Но теперь, когда я все высказал, согласен, пусть покоится с миром!
– Это правда, - осторожно заметил Пиганьоль, - судя по моим впечатлениям от того вечера, когда я здесь был в последний раз...
– Вечеров таких на её долю досталось без счета, - показал Фанфан на Фелицию, - не говорю уже о моей заднице!
– Да, он не был достоин Донадье, доброго, честного Донадье, что так геройски погиб в канадских снегах! Какая утрата для вас, Фелиция, что он не пережил раны от индейской стрелы!
И Донадье Виктор, упокой Господь его душу, словно вернулся на рю Гренета, где, кстати, никогда не жил.
– Ах, что за человек был Виктор! А как умел биться! А как кричал "Да здравствует Франция!"
Фелиция расплакалась. Фанфана же рассказ весьма заинтересовал. И занимал все больше с каждым визитом Пиганьоля. Ибо Пиганьоль вернулся через две недели, потом стал ходить каждую неделю, потом и дважды - если позволяла служба: служил он писарем в тюрьме "Форт Л'Евек".
Пиганьоль мягким голосом (у него все было мягким, в том числе и голос), так вот, своим мягким, но рассудительным и приятным голосом рассказывал не только о жизни и смерти своего доброго друга гренадера Виктора Донадье, но и о стычках, боях, атаках, налетах с саблями наголо и об индейских хитростях. Все это было как в натуре, и Фанфан сжимал кулаки, таращил глаза и время от времени кричал: "Бум! Трах!" Это когда в рассказах Пиганьоля дело доходило до канонады. Фанфан горел желанием быть как Донадье, его великий дядюшка, хотел отдать свой скальп за Францию и короля. Восторженно наслушавшись рассказов, он был ещё слишком наивен, чтобы заметить, какими глазами Фелиция глядит на Пиганьоля, и что Алцест Пиганьоль своим воркующим голосом ведет разговор совсем не на военные темы. И говоря о твердости штыка и ярости канонады, он смело делал весьма недвусмысленные намеки.
И так случилось, что когда однажды вечером Фанфан внезапно вернулся домой, Фелицию он обнаружил в весьма пикантном положении. Фанфан, конечно, сделал вид что ничего не видел, исчез и возвратился только через час. Пиганьоля уже не было.
Фелиция, после долгого молчания (ей было неловко) спросила:
– Помнишь, как однажды - когда-то давно - ты говорил, что нужно было мне выходить за Алцеста?
– Уже не помню, - ответил Фанфан, - но мне кажется, дело уже решенное, не так ли?