Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1
Шрифт:
– Не только, мадемуазель, не только! Я был генералом армии и участвовал в осаде Меца, Ипра, Фрайбурга и других городов. Командовал в битве при Фонтенуа! Но вас тогда ещё на свете не было... Зато вы уже были здесь, когда я в прошлом году во главе своих гренадеров и драгун взял Винкельсен! Так что решайте, могу ли я быть грозен!
– О, монсиньор!
– воскликнула она, внезапно уважительно поцеловав его руку.
– Думаете я не знаю, какой вы герой? Ведь именно поэтому я вас люблю и вовсе не боюсь!
– Ну, ну, - протянул герцог польщенно и растерянно, пока тем временем тепло рук Жанны не прервало ход его мыслей.
– На чем мы остановились?
– довольно глупо спросил он.
– Вы мне рассказывали о себе, - шепнула Жанна с восхищенной миной.
– Но я совсем не для этого здесь, - воскликнул он и вдруг вскочил, притом повысив голос, поскольку показалось, что в коридоре слышны шаги. Ну, мадемуазель бунтовщица, вы кажется пренебрегли своей честью! Рассказывайте, как! И не лгите!
Приблизившись к дверям он распахнул их, - там никого, и коридор был пуст.
– Рассказывайте как!
– он повторил на этот раз другим тоном, закрыв двери. И теперь уже сам, снова сев в кресло, взял руки мадемуазель Беко в свои. Поскольку Жанна все молчала, вдруг с напором спросил:
– Правда, что вы меня любите?
– Правда, монсиньор.
– Я уже стар, мне скоро сорок, я вам в отцы гожусь!
– он говорил понизив голос, меланхолическим тоном, словно констатируя факт. И хотя было ему всего тридцать пять, хотелось выглядеть зрелым мужчиной, что так импонирует дебютанткам. И он не ошибался, ибо Жанна тут же с чувством заявила:
– Мне в отцы! Хвала Богу, но небо не хотело, чтобы вы им стали! Будь так, я умерла бы от вины то, что я питаю к вам!
– "Чертовка, - восторженно подумал он, - она меня таки достанет!"
И вновь серьезным тоном спросил:
– И что дальше?
– Что дальше?
– Что с вашей честью? Вы её утратили?
Жанна выпрямилась, сведя густые брови, и заявила:
– Еще нет!
И тут же рассмеялась.
– Я всего лишь сегодня утром хотела убежать, но мне помешали!
– Бежать? Отсюда? Но здесь так прелестно!
– Прелестно?
– Жанна почти выкрикнула это слово и вдруг переменилась, сразу став серьезной, со слезами на глазах, что делало её ещё прелестней, и сжав дрожащие губы, закончила: - Я заперта здесь годы, монсиньор! Столько лет, что и не счесть! Я ведь старею, монсиньор, и вижу только стены и монахинь!
– Стареете? Ведь вам едва пятнадцать!
– А что, должно исполниться двадцать, чтобы начать жить?
– До этого вам нужно получить хорошее воспитание.
– Но я уже умею читать, считать, рисовать, играть на музыкальных инструментах, знаю историю, умею написать письмо. Этого мало?
Теперь Жанна и вправду плакала как маленький ребенок, и герцог разрывался между сочувствием и страстной жаждой приласкать её.
– Мы здесь такие бедные, монсиньор, у нас ничего нет, и ничего нельзя, даже куколку! И тишина! Всегда молчать! В церкви, в трапезной, в кельях... Смеяться - грех... Пожаловаться, что зимой холодно - грех. Высунуть руки из рукавов - грех. О, монсиньор, разве Богу угодно, чтобы жизнь была так уныла?
– Э-э...
– осторожно протянул герцог.
– И поэтому я решила бежать! Но Господь не хотел этого!
– Не поминайте всуе имя Господне!
– остановил её герцог.
– Бог никому не поверяет своего промысла.
Оставив Бога в покое, Жанна в отчаянии взорвалась:
– Это все сестра Бланш! Она меня заметила уже за воротами сада! Но Бог ей воздаст за это!
– Вы и вправду очень религиозны, - заметил герцог.
Они на миг умолкли. Жанна всхлипывала, и монсиньор ей одолжил свой носовой платок, заметив при этом что если бы побег и удался, семья неизбежно доставила бы её обратно даже силой. Но у неё вообще-то есть семья? Да, есть родители.
– Но я бы не вернулась к ним, сказала Жанна робко, но решительно.
– А что бы вы, черт возьми, делали? Да просто затерялись бы в огромном и опасном городе!
Жанна взглянула на него с милой доверчивостью, но с чертиками в глазах.
– Я обратилась бы к вам за помощью, монсиньор Луи!
– шепнула она. Ведь я с первого дня знала, что вы просто не можете меня не любить, как говорит мсье Расин..
2.
Мы уже говорили, что у достопочтенной матери-настоятельницы монастыря Святого сердца были усы? Тоненькие и шелковистые, но все же были. Теперь, в своей тесной молельне, машинально перебирая кораллы четок, она с очевидным облегчением слушала герцога Орлеанского, который только что спустился сверху, поигрывая своей треуголкой на набалдашнике трости. И лоб его все ещё перерезали озабоченные морщины.
– Достопочтенная мать-настоятельница, вы были правы, - говорил он. Талант этой девушки в роли Эсфири меня поразил, но именно поэтому я не могу быть к ней снисходительнее, чем к другим. Я только что говорил с ней достаточно долго, чтобы понять, что у неё упрямый характер и бунтарское сердце. Ее одолевают страсти, и если оставить её здесь, могут возникнуть проблемы. Не говоря уже о заразительности таких действий, достопочтенная матушка! Достаточно одной заблудшей души, чтобы подвергнуть опасности всех остальных. Нет, удалить её, мадам, безжалостно удалить!
– Ах, Монсиньор, как я рада, как я боялась вам не угодить!
– Достопочтенная матушка, вы мне не угодили бы, только будь вы не правы!
– Полагаю, мадемуазель Беко не выказала вам достаточной учтивости?
– Непосредственно мне - нет, но к принципам, которые я чту... И этого достаточно! Мы вырвем этот терн, изгоним заблудшую овцу!
Тут он нечаянно уронил шляпу, тут же поднял, потом встал и самым величественным тоном, хотя и чувствуя, что краснеет, объявил:
– Она уже собралась! За багажом я пришлю. Мадемуазель Беко я заберу к себе, откуда в экипаже отправлю к родителям. Надеюсь, вы будете мне благодарны за то, что избавляю вас от лишних хлопот, - как объяснить родителям причины исключения. Я сделаю это за вас!