Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1
Шрифт:
Вот это и твердила она себе в тот день, когда пришел посланец из монастыря Святого Сердца. Посланье было вручено прелестной Анне, когда она подкрашивалась перед зеркалом - третий раз на дню.
Мужчины были в гостиной. Брат Анже читал, но его длинный нос уже вынюхивал, что будет на ужин. Рансон с поставщиком играли в трик-трак. Вырванные из расслабленной неги, все трое вдруг вскочили, услышав грохот разбитой фарфоровой вазы, крики и топот ног, стремительно спускавшихся по лестнице. Тут двери распахнулись и влетела Анна, в слезах и в ярости, размахивая при этом полученным посланием, словно пытаясь вытрясти из него пренеприятное известие.
– Исключена! Изгнана!
Мужчинам, обступившим её, едва переводя дух прочитала послание матери-настоятельницы.
"Мадам, к моему великому сожалению я вынуждена удалить из нашей святой обители Вашу высокородную дочь, которая вела себя не так, как принято в наших святых стенах. Наш вельможный покровитель монсиньор герцог Орлеанский был свидетелем её выходки и знайте, что я поступила с его согласия, когда изгнала Вашу дочь.
Примите, мадам, мое глубокое сочувствие..."
– Вот оно!
– и взбешенная Анна заехала письмом в физиономию поставщика.
– Вот вам! Исключена! Изгнана! Скажите мне, всего святого ради, что же она могла такого натворить?
Мужчины попытались её успокоить.
– Может быть, ничего страшного, - начал Рансон.
– В монастырях такие строгости!
– Строгости? Мало ей было строгостей! Прошу вас всех, мсье, когда появится здесь Жанна, быть к ней построже! И вас тоже!
– добавила она по адресу брата Анже.
Но больше всех досталось поставщику, который, пытаясь всех успокоить, произнес фразу, воспринятую Анной так, как он и думать не мог.
– Посмотрим, посмотрим, - примирительно протянул он.
– Не нужно так расстраиваться, пока не знаем, за что её исключили! Такое малое дитя могло быть, скажем, просто слишком дерзко... а может быть и более чем дерзко. Мсье Рансон прав - в монастырях строгости!
– Милое дитя!
– взорвалась Анна, передразнив поставщика.
– Ах, милое дитя! Какие нежности к неблагодарной девчонке!
И тут-то поставщик и произнес злополучную фразу.
– Ха! Но ведь рано или поздно она все равно должна была оттуда уйти, моя милая! И разве не пора ей познавать мир? А в нашем доме от её присутствия прибавится очарования молодости...
За что он получил пощечину, осталось для него загадкой навсегда.
– И более того, - напомнила Анна, - рассержен герцог Орлеанский!
Она ушла, громко хлопнув дверью. Вернулась в будуар, чтобы снова подкраситься, хотя и заявила, что ужинать не будет.
Мужчины же сошлись на том, что Анна принимает происшедшее слишком близко к сердцу, что это служит доказательством похвальной заботы о дочери, но, как заметил поставщик, может испортить цвет лица.
* * *
Итак, уже с полчаса Анна оставалась у себя, вновь перечитывая только что написанное письмо, когда вошедшая служанка осторожно - ибо слышала весь предыдущей "концерт" - сказала, что мадемуазель здесь.
– Здесь?
– Внизу, мадам.
– Хорошо, я спущусь, - ответила Анна удивительно мирным тоном.
Она уже успела успокоиться. Письмо её предназначалось Клер Лафонтен, её приятельнице, хозяйке небольшого пансиона для благородных девиц в Сен-Жермен-ен-Лент. И как она не вспомнила раньше? Отправив туда Жанну, на пару лет она обретет покой! Лишь бы у Клер было место!
Снова напудрившись, чтобы цвет лица не уступал Жанне, она выглянула в окно. Перед домом стоял небольшой серый экипаж на двух седоков. Мужчина в сером доставил багаж Жанны.
Спустившись вниз, Анна благосклонно кивнула седому толстяку, внесшему багаж, и прошла в столовую, откуда доносился довольно бодрый шум разговора. Мужчины, едва утершие уста и говорившие, ещё прожевывая последний кусок, сгрудились вокруг Жанны, по очереди обнимая её и тарахтя наперебой - все трое как родные отцы, подумала Анна, которая, отведя душу в письме, теперь все свои страхи переживала уже не так болезненно.
– Ну и что, - выкрикнула она уже с порога, сразу охладив пыл мужчин. Ну что, мадемуазель, вы кажется неплохо порезвились? Неблагодарная! Мы стольким жертвуем для вас, чтоб дать потом приличное положение в обществе, и что взамен?
Анна была намерена (и положение матери обязывало) испепелить дочь взглядом, а заодно и вздуть как следует, только увидев её, не сделала ни того, ни другого, и даже несколько расчувствовалась. Мадемуазель Беко в своем черном монашеском одеянии со смешным черным чепцом и в черных нитяных перчатках - и Анну это приятно поразило - была не более ослепительна, чем серая мышка. К тому же держала та себя с примерной скромностью, а опущенные ресницы скрывали виноватый взгляд!
– Исключена!
– излишне патетично продолжила Анна.
– Какой позор и для нас, и для вас, мадемуазель, и если есть в вас капля уважения к своей семье...
– Маменька, - вполголоса сказала Жанна, - кое-кто хотел бы с вами поговорить...
– Поговорить? Со мной?
– С вами.
– Но кто же?
Взгляд Анны пробежал по аскетическому профилю брата Анже, грубому красному лицу Рансона и одутловатой физиономии поставщика.
– Один из вас, месье, хотел мне что-то сказать? Я что, слишком строга?
– Да не они, а вот он, - тихонько шепнула Жанна, указывая на двери. А в них в учтивой позе, со шляпой в руке терпеливо стоял мужчина, доставивший багаж из монастыря Святого Сердца. Все повернулись к нему.
– Он?
– удивленно спросила Анна.
– У вас есть для меня что-нибудь от матери-настоятельницы?
– Нет, мадам, мне самому нужно сказать вам пару слов.
– Вам? Говорите же!
– Я бы хотел поговорить только с вами, мадам. И был бы очень обязан...
Анна взглянула на Жанну, потом на всех своих мужчин, словно желая взять их в свидетели, настолько странно обращаться к ней с такой просьбой, - но мужчины и так были поражены, а Жанна держалась весьма загадочно...
– Следуйте за мной, - приказала Анна и зашагала вперед, сопровождаемая шорохом бесчисленных юбок. Последовав за ней в салон, мужчина в сером сообщил: