Невеста Красного ворона

Субботина Айя

— Я испорчу твою игрушку, Ма’ну. Или… Но’лу? Ты даже не успеешь развернуть обертку.

Она не шутит и не блефует, и не делает необдуманный импульсивный поступок. Она полностью отдает себе отчет в каждом слове и обещании, которое срывается с губ. Чувствую себя настоящим чудовищем, потому что хоть осколок держит ее рука, удар, если он будет - будет сделан мной.

— А теперь ты расскажешь мне правду, псих, иначе это хорошенькое личико превратится в кровавую кашу. И твой план мести потеряет всякий смысл, ведь уродливой звезде подиума плевать на осуждение и позор.

Я

не умею проигрывать - до сих пор не научился. Все время кажется, что меня просто нечестно принудили сделать неверный шаг, взять непомерную высоту, недобрать разбег, не вложиться в удар. Целая куча всяких «не», которые торчат в моей голове постоянно, ведь только так я всю жизнь доказываю миру, что он меня не переиграл. И что нет никакого поражения - есть лишь неверно выбранная цель, неправильно поставленная рука.

Но сейчас я знаю, что проиграл. Безоговорочно, ведь кровь на ладони Авроры и тонкая полоска царапины на ее щеке говорят красноречивее любых слов. Осколок дрожит в ее пальцах, и острая грань чертит на коже алую кардиограмму ее мыслей. Она так взволнована, как будто для ее происходящее и правда что-то значит.

Как можно быть такой притворщицей? Как можно врать даже себе самой?

— Ты правда хочешь, чтобы я рассказал тебе свою версию событий?
– спрашиваю я, протягивая руку к ее запястью.

Бабочка слабо вздрагивает, но решимости в ее взгляде становится еще больше. Знаю, что любой мой неверный шаг или неосторожное слово подтолкнут ее сделать непоправимое. Хотя, какая разница? Не все ли теперь равно, раз маски сброшены и карты вскрыты до того, как мы успели поднять ставки?

— Почему всем сказали, что Но’лу умер?
– спрашивает Аврора, игнорируя мой вопрос.

— Я тебе покажу.

Хватаю ее за свободную руку. Аврора кричит от боли, и ее отчаяние разрывает мне сердце. Жжение снова растекается под хрупкой оболочкой этого комка плоти, который уже не в первый раз меня подводит. Наверное, сегодня я узнаю настоящий предел его прочности, потому что пока я волоком тащу Аврору вниз по лестнице, приступы хаотичных ударов рушат мое тело и подталкивают к краю жизни.

— Отпусти меня!
– кричит ар’сани, но я просто не могу этого сделать. Она хотела узнать мою правду - она ее узнает.

В зимнем саду тихо, но наше появление заставляет бабочек сорваться с веток и рассыпаться под потолком пестрым живым покрывалом. Аврора все так же держит осколок в руке - и та часть меня, которая беззаветно любит эту негодяйку, хочет бросить все и сделать так, чтобы эта кровь и эта боль стали последними в ее жизни. Но это снова путь в никуда. Не разобравшись с прошлым, ни один из нас не сможет идти в будущее. Вся разница лишь в длине пути.

— Снова твои дурацкие бабочки?!
– не понимает Аврора.
– Хватит загадок, Ма’ну… или… кем бы ты ни был.

Я отпускаю ее, почему-то думая о том, что пара моих хрупких красавец уже выпорхнули в открытую дверь оранжереи. Мне хочется верить, что их жизнь в открытом мире будет прекрасной и яркой, но и быстротечной, чтобы реальность не изуродовала прекрасный бархат узора на крыльях.

—

Я расскажу тебе сказку, - говорю я, порывисто дергая верхний ящик стола, на котором еще лежат обрезки цветов, которые Мария срезала утром.

Я планировал все совсем иначе, но раз судьба подготовила другие декорации - кто я такой, чтобы ей противиться?

— Знаешь, что это такое?
– спрашиваю просто так, показывая Авроре коробку.

— Еще одна твоя бабочка?
– чуть не плачет она.

— Не угадала.
– Поднимаю крышку и вынимаю из бархатного ложа драгоценную маску в форме крыльев бабочки. Трясу ее, держа пальцами одной руки, будто маска вовсе ничего не стоит.
– А так?

Аврора хмурится, напрягает воспоминания, и я практически слышу, как медленно вращаются шестеренки механизма ее памяти. Она смотрит то на меня, то на маску, открывает рот и тут же прикрывает его ладонью, распахивая глаза все шире и шире.

— Это моя маска?
– шепчет сдавленным голосом.

— Конечно, это не твоя маска!
– рявкаю, злой от того, что даже в такую минуту она продолжает притворяться.
– Но я постарался, чтобы она была максимально похожей.

Аврора мотает головой и ее волосы окончательно выбиваются из пучка. Темные влажные пряди рассыпаются по плечам. Она так великолепна в это мгновение, что я налетаю на нее, будто смерч. Почти впечатываю маску в лицо, ни капельки не заботясь о том, больно ли ей. Завязываю ленты на затылке и отступаю, любуясь.

— Квазимодо пришел на зов Эсмеральды, - горько смеюсь над самим самой.
– Но оказалось, что Эсмеральде больше по душе тролли и орки, и на хуй не сдался уродливый горбун. Почти классика жанра, да, ар’сани?

Аврора заводит руки за голову, дрожащими пальцами пытается развязать узел. Тщетно. Она может просто сдернуть чертову маску, но для нее это тоже не просто красивое ювелирное украшение. Для нас обоих это символ болезненного прошлого, символ предательства и растоптанной любви, символ мести.

— Я хотел, чтобы ты носила ее до конца своих дней, - говорю, когда становится ясно, что самой Авроре узел никогда не развязать, и у нее в буквальном смысле опускаются руки.
– Чтобы ты всегда была рядом, как напоминание о том, что моя жизнь ничего не стоит, ведь я и сам - ничто. Зачем ты рисовала меня, а? Маленькую сучку заела совесть?

— Ма’ну, нет.
– Голос Авроры срывается на шепот.
– Пожалуйста, дай мне все объяснить.

— Плевать на то, что ты скажешь, потому что это будет лишь еще одна ложь. И я почти уверен, что снова, как последний дурак, добровольно обманусь.
– Вскидываю руки, когда она все-таки пытается заговорить.
– Нет, Аврора, ты хотела услышать мою версию истории? Так слушай. Жил был маленький Уродец: болезненный, немощный и совершенно не приспособленный к жизни в волчьем мире. Но однажды он повстречал Красавицу и как последний дурак влюбился с первого взгляда. Влюбился так сильно, что писал для нее невозможно глупые стихи, подбрасывал в учебники цветы и молился на каждый взгляд. Оживал, когда видел ее, и умирал, когда она уходила.