Невеста со скальпелем. Книга 2
Шрифт:
— Да, но они не обязательны.
Изобретать велосипед?
— А дайте списать, пожалуйста? — нагло, конечно. Но своих идей нет. Хотя… Точно! Я же могу вспомнить надписи на полосках, когда мы с Карой были в храме.
Свёкор хмыкнул.
Я ограничилась пожеланиями благополучия и мира во всём мире, вернула карандаш. Свёкор писал чуть дольше.
В зале появились младшие жрицы и жрецы, и именно им следовало отдать записанную молитву. Верховный зажёг на алтаре огонь, и младшие начали сжигать бумажные ленты. Хорошо, хоть небольшими пучками, а то страшно представить, насколько всё затянется.
Я,
Полоски сгорали быстро и бездымно. Я развлекалась тем, что пыталась унюхать гарь, но её не было. Наконец, ленты кончились, и Верховный затушил пламя. Всё, наконец? Куда там! Младшие жрецы и жрицы принялись вынимать из рукавов цветы и бросать на пол перед алтарём. В ход шли гортензии, анютины глазки, незабудки. Словом, никакого единства. Часть цветов бросила вместе со стеблем, от роз сыпали либо только лепестки, либо бокалы цветков, без колючей ножки.
Очень быстро на полу получился рыхлый, но довольно толстый цветочный ковёр.
— Что происходит? — какой-то новый ритуал? Что я должна о нём знать?
— Просто смотри, — успокоил свёкор.
Из-за неприметного выступа в стене старший жрец вывел странно одетую девушку. Одежды не просто не жреческие, их вообще можно сказать, нет. Серое рубище выглядело мешком с прорезями для головы и рук.
Я обеспокоенно оглянулась на свёкра, но никаких разъяснений не получила. Ладно… В любом случае я не имею никакого права вмешиваться в вековые традиции, и остаётся только смотреть, тем более ничего страшного не происходит, а девушка выглядит воодушевлённой.
Девушка встала босыми ногами на цветочный ковёр, прошла в середину и, широко улыбаясь, повернулась к нам:
— Я благодарю Батиту, Верховного ключника, ключниц и ключников за оказанную мне высочайшую честь принять меня в первый из дней Пятидневья Батиты.
Что-то фанатичностью повеяло.
Я уверилась в своих подозрениях, когда девушку взахлёб начала рассказывать, как счастлива посвятить свою жизнь служению богине. Зато без человеческих жертвоприношений. Мало ли…
Верховный жрец задал ритуальные вопросы, и девушка ещё раз подтвердила, что осознанно и добровольно от всей души желает стать ключнице. Будущая жрица легла, и ключники, видимо, успевшие пополнить растительные запасы, принялись закидывать её цветами.
И если поначалу выглядело даже красиво, то по мере того, как сыпались всё новые и новые цветы, я забеспокоилась:
— А она не задохнётся? — толщина цветочного ковра стала, наверное, сантиметров сорок.
— Вряд ли, — качнул головой свёкор.
Звучит совсем не обнадёживающе.
И почему в ритуале посвящения мне видится намёк на похоронный обряд? Хотя… Логично же: умерла для прежней жизни и возродилась как служительница Батиты.
Верховный ключник повторил ту же мысль, только красиво и витиевато, а затем приказал:
— Возродись!
Будто петарда с конфетти хлопнула, цветы брызнули к потолку, чтобы на миг зависнуть в воздухе и рассыпаться по всему залу.
— Прикосновение цветка — к удаче, — шепнул свёкор. — Чем больше цветов или лепестков в тебя попадёт, тем счастливее пройдёт год. Специально ловить нельзя.
Ну, больше достаётся
Девушка выпрямилась. Хм, да она фокусница! Пока она лежала под цветами, не было ни намёка, что стог изнутри ворошат. Рубище благополучно пропало. Распущенные волосы собрались в причёску, заколотую гребнями. Вместо мешка довольно сложное платье, одновременно похожее и не похожее на одежду жрецов Батиты. Точнее, совпадал фасон, а вот цвета и отделка разительно отличались. Почему-то наряд был выдержан в глубоких серых тонах, словно девушка олицетворяла вечерние сумерки. Но как она так ловко переоделась? Магия?
Почему-то в зале охнули, а Верховный и остальные ключники побледнели, одна схватилась за сердце и бессильно опустилась на колени. В глаза бросилось, что самым спокойным и невозмутимым остался ключник, выступивший против меня во время храмовой проверки.
Чтобы догадаться, что дело дрянь, много ума не надо. Но понять бы ещё, что именно происходит. Никто не пытался вмешаться, свёкор сквозь зубы цедил ругательства точь-в-точь как Ирсен. Я на корню придушила желание пристать с расспросами. Если подумать… Когда Кара показывала мне приют, была попытка осквернить храм. Это оно, только успешно?
Возродившаяся раскинула руки, запрокинула голову, и её крик ударил по ушам:
— Басита, благослови!
Басита, не Батита?! Но взывать к в храме Батиты к её божественной сестре-сопернице — это же… святотатство?
Верховный жрец сориентировался одним из первых, не зря он своё место занимает:
— Басита? Здесь есть лишь власть Батиты! — его голос громовым раскатом загрохотал в зале, Верховный воздел руку, и с потолка хлынул свет.
Луч заметно отличался от предыдущих. Свет, который направляли на меня, был опасным, но не враждебным, и ощущать его на коже было даже приятно. Луч, ударивший в девушку, напоминал лазер и явно обжигал. Она вскрикнула, согнулась, закрывая голову руками.
— Батита строго судит клятвопреступников. Ты дала слово служить богине, и тотчас нарушила своё слово. В честь праздника ты не будешь наказана слишком сурово.
Свет жёг, наверное, нестерпимо. Девушка, подвывая на одной ноте, заметалась, пытаясь уйти из-под луча, но луч как прилип, и как бы она ни пыталась скрыться, жёг, жёг, жёг. Из первой линии мне было отчётливо видно, как начало дымиться её плечо. Девушка схватилась за это место и тотчас с криком отдёрнула руку. Ткань сползла, и я увидела, что дымится отнюдь не платье. Свет медленно и неотвратимо прожигал на плече клеймо, тонкие линии ожога расширялись.
Девушка несколько раз попыталась воззвать к Басите, но ответа не получила, зато луч стал ярче, невыносимие. Последний выкрик, и девушка сдалась. Спотыкаясь и падая, она рванула по проходу к выходу, и аристократам пришлось посторониться. Наконец, девушка вылетела из зала.
— Батита милосердна! — объявил Верховный жрец и принялся рассказывать легенду, как непутёвый шевалье стал клятвопреступником, скитался, терпел страдания, пока не пришёл каяться в храм. Он простоял на коленях три дня и три ночи, и был прощён, клеймо чудом зажило, а шевалье начал новую жизнь и прославился, героически погибнув за цароса.