Невеста столетия
Шрифт:
Принцам уже доложили о том, что Катя Сеймур покинула дворец.
– Сам не знаю. Но что-то идёт не так, – нахмурился Флориан.
– Ещё бы. Сегодня чуть не убили поветрулю. Но не печалься. Прошло всего два дня. Все расы на месте. Полагаю, скоро нам предоставят невест, – спокойно произнёс Нориберт.
– Что ты сказал? Предоставят? – вздёрнул чёрные брови Флориан.
– А ты думаешь, всё не решено за нас? – печально улыбнулся Нориберт.
– Против моей воли меня не женят, – заявил Флориан.
– Нас даже не поставили в известность, какая раса будет второй доминирующей, –
– Не поставили, потому что не договорились, – заявил Флориан.
– Да, ты прав. А сейчас они решают, кто виноват в том, что случилось с поветрулями. Знаешь, что сказал Штейн Креол? Гайтанка и Мистраль потребовали отменить налоги для восточного края, а наш папенька в резкой форме изволили отказать. Совет лордов так и бурлит.
– Откуда Штейну известно, что происходило в совете лордов?
– Не всё ли равно?
– Лукавишь. Ты тоже думаешь об этом.
– Ладно, признаю. Штейн много знает, – нахмурился Нориберт.
Принцы вошли в комнату глаз и ушей. Здесь перед пятью серыми зеркалами сидели пять немолодых женщин. В зеркалах можно было видеть и слышать всё, что происходит в опочивальнях невест.
– Можно ли мне войти? – спросил Флориан.
– Ныне в зеркалах вы не увидите ничего предосудительного, – хором ответили женщины.
Все они прислуживали принцам с детства.
Флориан кивнул. Женщины вышли, чтобы не смущать принцев своим присутствием.
Флориан подошёл к зеркалу дриад. Нахмурился. Одно ложе пустовало.
Две дриады лежали, сложив руки на груди. «Как покойницы», – с содроганием подумал Правый.
Нориберту же лица дриад показались похожими, как у близнецов. По зеркалу прошла рябь, высветила яркие краски, вьющиеся золотистые волосы девушек, и Нориберт увидел, что дриады ни капли друг на друга не похоже. Но потом зеркало посерело, и лица девушек приобрели пугающую схожесть, точно вылепленные из глины заготовки для мраморных скульптур.
На зеркало поветруль Флориан старался не смотреть. Это зеркало было тёмно-серым, почти чёрным.
Надолго остановился возле зеркала человеческих девушек, смотрел на Оану Стан. Она спала с поднятым пологом, утопающая в тёмно-каштановых волосах. Серебристый свет ровно ложился на её алебастровое, с классическими чертами лицо. Флориан заметил, что за ухом Оаны торчит круглый фуксиновый камень. Камень так и притягивал взгляд Флориана.
Флориан расфокусировал взгляд. Один его глаз видел только камень, другой – только лицо Оаны. Без камня лицо Оаны не казалось синеглазому принцу таким уж красивым.
Глаза Нориберта перебегали с Оаны на Огюстин, задерживаясь на Оане.
Огюстин спала на боку, укутавшись в перину. Видны были только её нежно-розовые пальцы миниатюрных ножек.
Наконец, Нориберт уставился только на Оану, не замечая Огюстин.
Флориан подошёл к зеркалу пэри.
Это зеркало было почти белым. Оба ложа огненных дев были пустыми. Дильназ Эль Амир сидела посреди комнаты в позе лотоса, вся обложенная подушками, и читала. Флориан присмотрелся. Дильназ читала протокол спора человеческих учёных о том, есть ли у дриад душа. Флориан был знаком с этим трактатом. Любопытно, что в нём ни одним словом не упоминались латыри. Учёные приняли решение девяносто восемью голосами против двух, что души у дриад нет. Любопытно, что пятьсот лет назад состоялся такой же спор, на этот раз на наличие души у человеческих женщин. Учёные почти единогласно решили, что у женщин нет души. Своё мнение они опровергли лишь спустя четыре столетия, как раз тогда, когда императрицей Санторини стала моргана Аннет Видаль.
Суад Абдул-авваль в опочивальне пэри не было.
Флориан перешёл к зеркалу морган как раз в тот момент, когда Окин Катуавр начала петь балладу о жизни морган древности. Жизель Жарр внимала. Флориан присел на стул и с живым интересом прослушал песню Окин.
Моргана лежала на животе и болтала в воздухе ногами. Флориан не мог оторвать взгляд от мелькающих продолговатых стоп и пяток Окин, от её макушки, от её скрывающих лицо волос, руки, подпирающей подбородок.
– Пора идти. Мало ли что о нас эти подумают, – Нориберт кивнул на дверь, за которой стояли женщины.
Флориан согласился. Бросив последний взгляд на Окин Катуавр, он вышел из комнаты глаз и ушей.
Встречающие на пути слуги низко кланялись принцам.
Принцы решили заночевать в Старом дворце. Снег и ветер охладили разгорячённое лицо Флориана, но не заставили принца замёрзнуть, пока он шёл к Старому дворцу. А вот Нориберт замёрз основательно.
Старый дворец представлял собой сто пагод, сто маленьких домов.
Старый дворец спускался к Стеклянной бухте. Своё название бухта получила в честь легенд о мире, в котором живут пантеры континента Котис.
Флориану показалось, что сквозь метель в бухте мелькает огонь. Преодолевая ветер, синеглазый принц направился к бухте. Нориберт неохотно последовал за братом.
Когда принцы спустился к бухте, их взорам предстало небывалое зрелище.
Обвиваемая белой метелью и чернотой ночи, по бухте скользила, плясала, изгибаясь с невыразимой грацией, Суад Абдул-авваль, и тело её цвело огнём, а волосы её летели за огненными лилиями. Она играла со снегом и ветром, заставляя их повиноваться движениям своего гибкого, точно живое пламя, тела, то собирая их в охапку, будто пучок гигантских, достающих до неба, цветов, то отпуская их, и тогда белогривая метель с удесятерённой яростью металась по бухте, скрывая в своей испещрённой белыми звёздами черноте алое тело пэри. Волны то яростно низвергали, то услужливо возносили Суад.
А в центре танца пэри стола рыбацкая лодка. Стояла мёртво, не колеблемая ни волнами, ни ветром. В лодке сидел молодой рыбак, совершенно очарованный девой пустыни.
Нориберт развернулся и направился в пагоду – опочивальню, а Флориан ещё долго смотрел на танец влюблённой пэри.
«И охота брату мёрзнуть», – подумал Нориберт. То ли дело опочивальня. Тепло, уютно.
Низкое ложе из кедрового дерева, украшенное прозрачной резьбой. Ковры на полу, изображающие бои народа пэри и маридов против чудовищ. Гравюры востока и живопись запада. Нориберт понял, что темпераментные пэри, от которых никогда не знаешь, чего ждать, не смогут жить в столь тихом месте.