Невидимки
Шрифт:
За неделю до этого я несколько раз пытался дозвониться родителям, мне хотелось, чтобы они позвали меня на День Благодарения, но, когда я звонил, дома никого не было. Они звали нас с Джейн отметить три Дня Благодарения подряд, но мы всегда отказывались, ссылаясь на занятия, работу, на что угодно. В этом году, когда я действительно хотел поехать, меня никто не позвал. Ничего удивительного, но всё равно, мне было немного неприятно. Я понимал, что родители не нарочно не пригласили меня — видимо, они решили, что у нас с Джейн свои планы — но никаких
Я до сих пор не сообщил им о том, что расстался с Джейн. Я им даже не позвонил ни разу с тех пор. Я никогда не был близок с родителями и обсуждать с ними подобные темы мне было неприятно. Я знал, они просто завалят меня вопросами: как это произошло? Почему? Чья в этом вина? Собираемся ли мы всё исправить? Мне совершенно не хотелось говорить на эти темы. Пусть лучше они узнают об этом от кого-то другого.
Я думал соврать им и отправиться в Сан-Диего в одиночку, сказать, что Джейн в последний момент заболела и День Благодарения проведет со своей семьёй. Жалкое и никчёмное оправдание, но я был уверен, родители его примут. Они всегда были несколько легковерными.
Но врать мне не пришлось. Я мог бы, конечно, сам пригласить их. Мог просто утром в четверг явиться на порог их дома. Но мне почему-то не захотелось этого делать.
Поэтому я остался дома, валялся на диване и смотрел «Сумеречную зону». В качестве праздничного блюда у меня были макароны с сыром. Я впал в депрессию, ещё никогда прежде я не чувствовал себя столь одиноким и брошенным.
Понедельник я встречал чуть ли не с радостью.
Дэвид пришёл раньше меня, он сидел за своим столом и поедал нечто похожее на кекс. После четырёх дней практической полной изоляции, я был счастлив его видеть. Но в то же время, оглядывая стопки бумаг для работы, я чувствовал себя опустошённым, измотанным.
Дэвид мне нравился, но, блин, как же я ненавидел эту работу.
Я посмотрел на него.
— Какой-то ад, — сказал я.
Он доел кекс, смял картонную формочку и выбросил её в урну между столами.
— Я где-то читал, что ад наполнен всеми насекомыми, которых ты когда-либо убил: прихлопнутыми мухами, раздавленными пауками, замученными улитками. И ты должен ходить там. Туда-сюда. Голый. Туда-сюда. Вечно. — Дэвид ухмыльнулся. — Вот это — ад.
Я вздохнул.
— Что-то похожее, да.
Он пожал плечами.
— Чистилище ещё может быть. Но ад? Вряд ли.
Я взял ручку и посмотрел на инструкцию по ГеоКомму, которую я написал. Достало уже описывать эту систему. То, что когда-то казалось мне огромным шагом вперёд, повышением моей ответственности, теперь давило на горло. Я начал скучать по дням, когда задание каждый день было новым и отличалось от предыдущего. Может, тогда моя работа и была менее осмысленной, но она хотя бы не повторялась.
— Наверное, так и есть, — ответил я.
На часах четыре, и работники с гибким графиком направлялись
— Эй, что после работы делаешь? — спросил он.
Я понимал, к чему он вёл, и первым моим желанием было сказать, что не смогу с ним пойти, куда бы он ни собирался. Но я так давно никуда ни с кем не выбирался, что неожиданно для себя самого ответил:
— Ничего. А что?
— В Хантингтон Бич есть клуб. Там полно клёвых тёлок. Может, сходим?
Второй уровень. Приглашение.
Часть меня очень хотела согласиться, на какую-то секунду я решил, что, может, именно это решение изменит мою жизнь. Я пойду в клуб с Дэвидом, мы подружимся, он поможет познакомиться с женщинами, вся моя жизнь пойдёт по иному пути.
Однако истинная природа победила, я грустно улыбнулся и помотал головой.
— Жаль, но не смогу. Планы, — ответил я.
— Какие?
Я снова помотал головой.
— Не могу.
Дэвид посмотрел на меня и медленно кивнул.
— Понимаю.
После этого разговора мы с Дэвидом начали отдаляться друг от друга. Не знаю, чья в этом была вина, моя или его, но связь, державшаяся между нами, разорвалась. Разумеется, стало не так, как с Дереком. В смысле, мы по-прежнему общались и относились друг к другу дружелюбно. Только друзьями мы не были. Как будто мы вплотную подошли к дружбе, но решили откатиться назад и остаться просто приятелями.
Вернулась рутина. Она никуда не исчезала, но с появлением в кабинете Дэвида, я научился не обращать на неё внимания. Теперь же, когда я оказался на периферии жизни Дэвида, а он на окраине моей, эта рутина снова заняла центральное место моего пустого бесполезного существования.
Я был неинтересным человеком, занимающимся неинтересным делом и живущий неинтересной жизнью.
Я заметил, что и моя квартира не имела никаких отличительных черт. Почти вся мебель была новой, но совершенно обычной: не уродливой, не красивой, застрявшей где-то между пустотой и простотой. В некотором смысле, красота или уродливость были бы предпочтительнее. В конце концов, она могла бы стать отражением моей жизни. Как бы то ни было, фотография моей гостиной отлично смотрелась бы в мебельном каталоге. В моей обстановке была какая-то безыдейная, санитарная пустота выставочных образцов.
Кровать выглядела так, будто я украл её из придорожного мотеля.
Очевидно, приданием обстановке индивидуальности всегда занималась Джейн. И очевидно, всё исчезло вместе с ней.
Так, решил я. Я буду меняться. Я попытаюсь стать другим, оригинальным, уникальным. Даже если я стану напоказ выставлять шик обычной жизни, я больше никогда не вернусь в колею тихой посредственности. Я мог бы жить на широкую ногу, ярко одеваться, стать заметным. Если быть Невидимкой заложено в моей природе, то я пойду против этой природы и сделаю всё, чтобы меня заметили.