Невидимые

Михалева Юлия

Червинский многое упустил с самого начала. Он отнесся к первому убитому, сумасброду Грамсу, спустя рукава. И этому не было оправданий. Но кто знал, что дело разрастется и примет такой оборот?..

А эти следы? Отпечатки детских рук и ног, перепачканных в муке? Они были повсюду... На полу. На стенах...

Как они там оказались? Кто их оставил?

Впрочем, Червинскому об этом никогда не узнать.

Бирюлев убедительно сообщил городу, что сыщик в сговоре с преступниками.

Да, на шее затягивалась невидимая удавка.

А может, не стоит и дожидаться?..

Гадко на душе.

В самом деле, впору в петлю.

Червинский уже который день о том думал. Однако все же побрел не в лес, а к своему дому - маленькому, светлому, солнечному. За его порогом всегда начинался другой мир.

Толкнул калитку.

Все домашние во дворе. Ольга вязала в тени, прислуга развешивала белье, девочки возились с глупой рыжей собакой.

Увидев отца, тут же ее позабыли. Все три косматые да бровастые облепили, разом повиснув на шее.

– Папочка пришел!

– Коленька? Ты так рано, - удивилась супруга.
– Сейчас велю тебе обед подать.

– Не беспокойся, Оля. Здравствуйте, дочки!
– сыщик поцеловал каждую в упругую щеку.

– Ой, папа! Чем от тебя так пахнет? Фу!

– А мы знаешь, что делали? Мы бросали мячик через забор, а Магда приносила с улицы!

– Пойдем! Поиграй с нами!

В каком мире им придется жить?..

Нет, рано так просто сдаваться.

***

Пролетка остановилась неподалеку от дома мсье Жана.

– Вон там спуск, сударь. Не обессудьте, но дальше я не поеду.

Расплатившись, Бирюлев спрыгнул на землю и остановился, смотря вниз, на крыши бедных лачуг. Они уползали вдаль.

"Невидимые в Старом городе. В красном доме с цветными стеклами". Так сказала укутанная в тулуп девчонка на берегу.

Безрассудство. Что он станет делать, если действительно получит ответ?

Бирюлев сошел вниз по накатанной и натоптанной, хорошо утрамбованной земле.

Улица. Серая, немощеная. Пахло сыростью и отходами. С одного края - от города - нависали слипшиеся стенами высокие хибары. С другого - дома пониже да пореже.

Бродяги, нищие попрошайки, дети из бедноты. Руки тянутся со всех сторон.

– Подайте копеечку!

Взгляды встречных впивались иглами, шарили, скользили.

Впереди - приметный дом, огороженный массивным забором с распахнутыми настежь воротами. Трактир. На покореженной, закопченной с одного угла вывеске, надпись - "Муслин". Несмотря на дневной час, со двора доносился шум. Репортер быстро прошмыгнул мимо.

Спустя несколько шагов дорогу перегородили пьяные оборванцы.

– О, глядьте-ка - какой барин сюда пожаловал.

– Щедрый, небось? Господь делиться велел.

Бирюлев достал кошелек и бросил на землю. Снял часы - отцовский подарок - швырнул туда же.

– Больше у меня ничего нет.

– Хочу твою шляпу, - заметил один из овражников.

Репортер снял и ее.

– Я могу идти?

Не дожидаясь ответа, пошел, оглядываясь в поисках дома, похожего на описание.

Чем дальше - тем неприятнее. Теперь его провожали не только колючие взгляды. К ним добавились улюлюканье и ехидный смех, что доносились со всех сторон:

– Ох, какая красотка!

– Что же ты забыл здесь, франтишка? Разорился?

Бесцельно бродить бесполезно. Нужно спросить.

Репортер остановил простоволосую женщину, которая, переваливаясь, несла куда-то связку ощипанных кур.

– Я ищу красный дом с цветными стеклами.

Она протянула ладонь. Бирюлев обшарил карманы в поисках мелочи, но ничего не нашел.

– Я уже все отдал.

Она пожала плечами и побрела дальше.

Репортер отчаянно выкрикнул, адресуясь всейсерой, грязной, пыльной от рыжей земли улице:

– Красный дом с цветными стеклами! Где он?

Смех стал громче.

Бирюлев продолжил бесцельный путь.

Кто-то свистнул. Он не стал оборачиваться.

– Эй, ты!
– окликнули его.

У крашеной в синий цвет избы человек с ссутуленной, согнутой колесом, спиной возился с маленькой рыжей девочкой.

– Вернись назад на широкую дорогу. Сверни налево и иди почти до конца. Дом, что ты ищешь, будет справа. Ты его сразу приметишь: он большой.

– Спасибо, - от всей души поблагодарил Бирюлев и ускорился.

Выйдя на указанную улицу, и вовсе едва не припустил бегом.

Местный житель не обманул: красный ухоженный особняк с витражными окнами словно спустился в эту клоаку сверху, из нормальных людских кварталов.

Перед домом безликие люди в темной одежде бросали ножи в установленные поодаль доски. Голова одного утопала в повязках, точно у египетской мумии. Проглядывали лишь глаза, нос и рот.

Увидев Бирюлева, прервались, уставились на него.

Что им сказать?

Ощупав неприятными взглядами с ног до головы, они молча вернулись к своему занятию.

Не оставалось ничего, кроме как подойти и толкнуть украшенную резьбой створку двери и оказаться в просторном коридоре, застланном ковром.

На стенах висели картины, на маленьких постаментах стояли фарфоровые статуэтки. Горели электрические лампы.

– В лавку - направо. К самому - прямо, - сообщил человек, сидевший на кушетке у входа.

– Спасибо, - пробормотал Бирюлев и устремился вперед, к двери с витражным стеклом.

За нею шел оживленный разговор. Репортер помедлил, прислушиваясь.