Невинная для Лютого. Искупление

Билык Диана

Отец не раз предупреждал, что секс для мужчины — лишь секс. Сердца Берегового мне никогда не заполучить. Ни его, мёртвое. Ни своё обратно, такое доверчивое и бесконечно глупое!

А значит, придётся позволить наивной девушке Ангелине тоже умереть. «Госпожа Кирсанова» сделает всё так, как надо.

Бесстрастно. Жёстко. Бессердечно.

Я выпрямилась и, вытерев слёзы, с улыбкой вышла из ванной. Около сидящего на постели Лёши уже суетилась приходящая медсестра. Видимо, её позвал Саша. Сын подбежал ко мне и обнял, как всегда это делал — отдавая всего себя, всю любовь, заботу и нежность без остатка. Глаза мальчика светились, губы улыбались, а сердце было нараспашку…

На это остался способен только один Береговой. Я наклонилась и поцеловала сына в макушку. Не родной, но самый близкий. И, как оказалось, единственный, кто готов ответить мне взаимностью.

— Тебе пора отдохнуть, — строго напомнила я. — Ты же знаешь, как важен послеобеденный сон?

Мальчик послушно забрал книжку с кровати моего мужа и вышел. Я спокойно наблюдала, как медсестра делает инъекцию, а у самой в груди невыносимой болью горела дыра, напоминая, что там когда-то было сердце. Оно осталось в сильных руках Лютого где-то в прошлом.

— Жеребёнка назвали Даром. — Голос мой прозвучал отстраненно и холодно. — Спасибо, что спас жизнь прекрасному существу. И благодарю за то, что выжил сам.

Глядя в чёрные омуты глаз Лёши, сейчас я видела лишь ледяную пустоту. А всё, что я там раньше замечала — нежность, заботу, любовь — лишь моё богатое воображение. Не было ничего. Ни ко мне, ни к Насте, ни к другим. Береговой не способен полюбить, а мне не нужна ни его вина, ни его расплата, ни его боль, ни его мёртвое после гибели жены сердце. Все чувства Алексея выжгла месть, уничтожила вина.

Медсестра с улыбкой попрощалась и вышла, а я тем же спокойным тоном продолжила рубить связывающую нас цепь:

— Я подумала над твоим предложением, Алексей, и решила, что ты прав. Я согласна. Даю тебе развод. С этой минуты общаться будем через адвоката, но жить ты можешь в этом доме. Он большой, места всем хватит, да и Саше очень важно общение с отцом. — Я позволила себе последнюю слезинку: — Даже с его тенью.

И неторопливо направилась к двери. Вот и всё. Я бы хотела сейчас спрятаться у себя в комнате, оплакать свою наивность и пустые надежды. Так бы поступила доверчивая глупышка Ангелина. А «госпожа Кирсанова» с гордо поднятой головой пойдет дальше по жизни.

Я отпустила зверя на свободу сама, и это правильно. Но как же больно!

Глава 30

Лютый

Она не услышала. Ни того, что я хочу быть собой, ни того, что люблю ее, ни того, что оглядываться в прошлое мне очень тяжело. Как же! Лина сделает все, чтобы я мучился. Так она сказала недавно.

Желает она Лютого! С ума сойти! Я что должен трансформироваться в зверушку по ее приказу, просто чтобы пощекотать нервишки? Чтобы ей не скучно было? Эгоистка.

Нет там любви и никогда не будет. Если Лина не слышит и не видит дальше собственных прихотей, я уже ничего не поменяю, и прежнее решение защитить семью оказалось самым правильным.

Я быстро набросил свежую одежду и, не желая больше ждать, пошел к тестю.

Он приподнял седую голову, дернул в презрении уголки губ, знаю, что Кирсанов ненавидит меня, и жестом пригласил сесть.

— Спасибо, постою, — сказал я и прикрыл за собой дверь. — Выслушайте, пожалуйста.

Кирсанов сложил перед собой руки и переплел пальцы. Он не утруждался отвечать, лишь давал позволение говорить. Мне этого хватит.

— Вы же знаете, что Чех жив. Что он готовит новое нападение, и под ударом сейчас не только моя семья, но и ваша.

Короткий кивок и прищур позволяли мне объясняться дальше. Как благородно, будто я холоп, которому пан соблаговолил подписать вольную. В этом все Кирсановы. И Лина вся в отца. Гордая и независимая. Мне никогда не дотянуться до их уровня, никогда не стать достойным.

Я замер напротив стола Кирсанова и, возвышаясь над стариком, чувствовал себя придавленным плитой его тяжелого взгляда.

— Я принял решение ответить за все, что сделал.

Кирсанов приподнял бровь и расцепил пальцы, стукнул по столу. Для него мои слова явно были неожиданностью.

— Мне никогда не стать хорошим мужем для вашей дочери, пока между нами пропасть вины. Пока вы смотрите на меня и с презрением кривите губы. Пока я смотрю в глаза жены, а вижу сломанную девушку в своих руках. Я не могу больше.

— Но Лина не даст показания против тебя, — наконец, очнулся олигарх.

Я прыснул.

— У меня достаточно грехов и без ее показаний, но, — я поджал губы, прикусил щеку изнутри до боли, чтобы взять себя в руки, — они потянут и нашего общего с вами врага.

— Чехова? Что ты знаешь? — оживился тесть.

— Достаточно, чтобы засадить его навечно, — ухмыльнулся я. — Но мне нужна помощь и гарантии. Я сяду, а вы обещаете защиту моей жены и детей.

— Мучеником хочешь стать? А дочь моя будет связана браком?

— Если она захочет, разведемся. Я не стану держать. Но сначала, устраним опасность. Я должен знать, что моим родным ничего не угрожает.

Через полчаса переговоров с тестем, я вернулся в комнату, где вызвонил Макса.

— Береговой, ты идиот? — срубил флаг Орлов. — Ты двоих детей оставишь на беззащитную женщину?

— Я потому тебе и звоню.

— Не-е-ет, уволь, не проси, мне своих хватает, да и Поля меня галстуком задушит, если узнает, что я тебе такое позволил.

— Не говори Поле. Ты ведь не сказал ей, что я…

— Что ты трижды идиот, который змея в штанах держать не умеет? Нет, не говорил, я не самоубийца.

— Вот и хорошо. Просто присмотри за Ангелиной, когда меня не будет… рядом с ней. Не нужно явно, пусть она об этом не знает.

Небольшая пауза дала мне понять, что Макс не откажет. Не сможет.