Невинная для Лютого. Искупление
Шрифт:
И, вскочив, действительно сбежал с крыльца на лужайку. Я посмотрела на Лютого и вздохнула.
— Прости. Я… — Не смогла выговорить про Милу. Мне стало стыдно, что я приревновала мужа к погибшей женщине. С улыбкой закончила: — Я при всём желании тебя не подниму.
Лютый опустил голову, скрипнул зубами, а потом раскатисто расхохотался, запрокинув голову.
— Милая! — вскрикнул он без стыда и ткнул в небо рукой. Так громко вскрикнул, что все во дворе обернулись. Даже Саша, который тут же надулся и отвернулся. — Слышишь, милая жена, я тебя люблю! Мила останется в моем сердце навсегда, как мать моего сына, но ты живая, ты рядом. Я без тебя не могу, потому что ты… моя. Моя! Или повторить?! Ангел, ты меня с ума сведешь, — он качнулся и сел прямо на пол, хлюпнувшись на попу, а потом вообще лег. — Все, — раскинул руки звездочкой. — Я хочу есть, пить и трахаться, — последнее сказал шепотом, повернув ко мне лицо и прикрыв губы ладонью. — И плевать, что ты обо мне подумаешь.
Глава 50
Лютый
— И что дальше, Стас? — спросил я, когда мы остались одни. — Ты правда думаешь, что Волчара ни при чем? Как это невозможно? Кто тогда убил Милу? Как Саша попал в интернат? Кто его запугивал, накручивал, или это просто стресс? Что видел ребенок, если так закрылся? Даже думать не хочу. — Я погладил ноющее плечо, пытаясь смахнуть жуткое ощущение предательства.
Не поверил лучшему другу. Не прислушался к интуиции. Оставил его в беде, не разобрался, а ведь Сергей так и не признался в преступлении. И, получается, зря погиб?
Стас дернул уголком губ и отошел к бару.
— Бухнуть не хочешь?
— Мне нельзя, — бросил я назад и снова отвернулся в окно. Паршиво было на душе.
— Ну и ладно, — ответил друг. — Лешка, я не знаю, что сказать. Нет доказательств, а теперь и допросить некого. Сергей мертв, а Чех гуляет на свободе и правит балом. По слухам он протянул лапу на Кирсаново царство. Все трещит по швам из-за того, что Лина здесь и не может вступить в наследство. Твои родные пока в безопасности, только потому что ты для всех труп, но они горюют. Может, все-таки скажем им, что ты выжил?
Я покачал головой.
— Нельзя. Пока тетя и дядя в неведении, они не под прицелом. Я не могу семьей рисковать. Никто больше не пострадает, Стас! Мы должны найти другой способ накрыть мента. Чех знает, что мы в Америке? Он-то ведь в курсе, кто выжил в аварии. Это его шавки пустили слух, что я был в машине.
— Подозреваю, что он планировал тебя прижать к ногтю, но ты хорошо спрятался.
— Само собой прижать, чтобы дальше манипулировать. Я ему нужен живым, значит, можем на этом сыграть. Буду наживкой.
— Много ты сейчас сыграешь, гадкий утенок, — прыснул Стас, откинул светлую челку на одну сторону и нетерпеливо постучал пальцами по столу.
— Лебеди перевелись, извините, — я потер ногу. Зудело под бинтами, зудело в груди и томно щекотало в другом месте, но пока мне в спальню к жене нельзя — сломаюсь. Так невовремя свалился, ужас.
Звонарёв выпил залпом стакан коньяка, рухнул в кресло и кольнул:
— Знаешь, Леха, ты можешь рисковать собой, даже желать этого, но Ангелина меня задушит, если я позволю тебе подставить мягкое место еще хоть раз. Так что сиди здесь и наслаждайся жизнью. Я придумаю, как Чеха разоблачить. Ну хоть раз дядю Звонаря послушай — не сунь нос в пожарище. Твое здоровье! — и выпил снова, а потом серьезным тоном выдал: — Волкова все еще игнорит тебя? — лукаво прищурился, будто мой ответ что-то значит.
— Я несколько раз попытался поговорить с ней, но уперся в глухую стену. Она не простит мне смерть брата.
— Лина ведь простила… — острый серый взгляд полоснул по лицу, а когда я сжался всем телом, Стас расплылся в коварной улыбке. — Она ничего не говорила. Я сам догадался. Так можно ненавидеть и любить только кровного врага или того, кто посягнул на твою волю. Или тело.
— Хочешь тоже меня ударить?
— А что, нужно занимать очередь? — Стас взял бутылку с горячительным, покачал ее в руках, оценил наполненность, отставил со стуком на полированную поверхность. — Меня чужое прошлое не волнует, я беспокоюсь о будущем. Особенно Настя тревожит, ведь она уже знает… что брата нет. Нет опоры, поддержки и надежды. Короче, что-то сердце не на месте из-за девчонки. Прям беда с этим, но она же кусака — злее, чем я ожидал.
— Она сильная, — сказал я одними губами, а потом повернулся к Стасу. — Только не смей ее трогать, любвеобильный ты наш. Наиграешься быстро, а Настюха не переживет еще одну потерю. Да и не по зубам тебе инвалид.
— Тебя забыл спросить, — фыркнул Звонарёв. — Теперь назло приударю, — толкнул стакан от одной руки к другой. Тот с тихим «шурх» переместился по столу и замер в большой ладони.
— Эгоист, — подчеркнул я, а Стас вольготно развалился на кресле и закивал.
— Да, да, мы с тобой не близнецы случайно? А еще у меня пальчики умелые. К тому же даже лучше, чем у тебя.
— Иди ты! — я отмахнулся. Проще игнорить его подкаты, тогда и распаляться желанием что-то доказать он не будет. — Принес мне то, что я просил?
— Все сделано, шеф. Комната подготовлена, оборудование и материалы на месте. — Друг полез в карман пиджака и швырнул в меня ключами. Я поймал их на лету и спрятал в кулаке. — Дорогу показать, или сам найдешь? Извини, на ручках не понесу, ты слишком большую попу отъел.
— Сам дойду, — я переместил вес на здоровую ногу и сменил тему: — О расследовании смерти Волкова и проделках Чеха пока никому не говори. Особенно Лине. Восьмой месяц, не нужны ей лишние волнения.
— Слушаюсь, — Стас растянул губы в подобии улыбки, встал и встегнул меня прямотой, будто батогом: — Я бы на месте Насти тоже не простил тебя, потому что одно дело причинить физическую боль, которая со временем притупляется, другое — не поверить в искренность дружбы и оставить родного с бедой один на один. Кстати, я изучил диагноз Волковой, — Звонарёв зло прищурился. — Оказалось, что после операции есть шанс, что она будет ходить. Только не говори, что не знал. Ле-ха, — и, сжав кулак, он рубанул воздух и свалил из гостиной.
Знал. Конечно же. Но операция не просто дорогостоящая, она рискованная. Мы с Сергеем много раз говорили об этом и решили оставить все, как есть. Эгоистично, но я за Настю искренне волновался, потому что родная. Была, к сожалению. Хотя и понимал, она должна сама решить: всю жизнь провести в инвалидной коляске, или рискнуть всем ради мизерного шанса встать на ноги.
Грудь сдавило тисками. Надеюсь, что Стас быстро перегорит идеей приударить за Волковой, потому что Настя из-за гордости и упертости будет страдать и молчать. Этому же шалтай-болтаю, как с гуся вода.