Невинная для Лютого. Искупление
Шрифт:
Я лишь вздохнула: уснуть? Как я могу спать, когда мой муж в суде? Когда мой рыцарь сражается за нашу семью и будущее счастье с многоголовой гидрой продажных и власть имущих?
Живот резанула боль, и я снова задышала, прогоняя тошноту и муть перед глазами. Внизу живота стало горячо. Наверное, снова потекли воды. Или это начались схватки? И спросить некого, все ушли. Может, это нормально… В фильмах часто показывают, как женщины кричат на родах, будто им вырезают сердце. Я пока могла терпеть.
И
Это нервное? Я очень сильно волновалась за мужа.
Лёшка… Он поклялся, что промолчит. Что не выдаст себя. Но Чех наверняка постарается ударить по уязвимому месту. Это его конёк — бить туда, где больнее всего. Оборотень в погонах знает, как Береговой страдает, что пошёл на поводу эмоций и переступил закон. Точно знает, что у Лютого лишь одна слабость.
Я.
Поэтому не убивал меня, а мучил и изводил нас обоих. Мстил медленно, наслаждаясь каждым витком агонии. Как паук, опутал всех паутиной и вытягивал силы, почти довёл до отчаяния. Ждал, что мы или поубиваем друг друга, или себя.
Но мы с мужем выбрали путь любви и прощения. Пусть каждый шаг причинял нам боль, но это боль желанная.
Она показывала, что мы ещё живы.
Я застонала, не в силах больше терпеть, и нажала на кнопку вызова. В палату заглянул молодой врач. Может, практикант? Смущаясь, я попросила позвать доктора или акушерку:
— Боль всё сильнее. Может, у меня начались схватки?
Молодой человек подошёл и, замерев в метре, побелел, как стена. Ничего не сказав, он сорвался с места и выскочил из палаты с такой скоростью, что я заволновалась. Жала и жала на кнопку вызова, пока не увидела человека в белом халате. Кто это был — медсестра, врач или акушерка — я не могла понять. Перед глазами всё расплывалось.
— Где Фаина?! — Женский голос почти оглушил. — Все сюда!
Значит, это врач. Высокая и очень худая женщина с тёмными подглазинами и острым, но печальным взглядом. Она немного испугала меня, но оставляла впечатление хорошего специалиста. Другого Стас не подпустил бы к нам.
— Твою мать, Фая! — рявкнула женщина. — Ты куда смотрела? Хочешь, чтобы девочка утонула в крови?
Я услышала перепуганный лепет акушерки. В руку кольнуло, потом ещё раз. Мне поставили две капельницы. Вокруг суетились люди, а я плакала от нестерпимой боли и шептала:
— Что происходит? Пожалуйста… Скажите, что со мной. Что с малышкой?
Руку сжала сухая горячая ладонь.
— Всё будет хорошо, постарайтесь удержать сознание. — Со мной врач говорила мягко и ласково, но тут же жёстко отдавала команды: — Срочное переливание крови. Пять кубиков…
— Елена Петровна! — воскликнула молоденькая
Женщина, листая результаты обследования, продолжала отдавать указания, но, дойдя до последней страницы, замерла на полуслове. Женщину окружили люди в белых халатах, раздались тихие обсуждения, а сердце моё забилось раненой птицей.
— Что там? Скажите же… Пожалуйста.
Я едва могла шевелить губами, от нарастающего ужаса перед глазами темнело, боль резала сильнее ножа Чеха, переворачивала всё внутри. По щекам катились слёзы.
— Пожалуйста…
Врач подняла голову и едва слышно приказала:
— Спасаем мать.
У меня внутри всё оборвалось. Стало невозможно дышать, будто грудь придавило ледяной глыбой.
«Нет, нет, нет», — мысленно молила я, глядя в зелёные глаза врача. Но она отвела взгляд, как и другие, старалась на меня не смотреть. Собрав последние силы, я подалась к ней и ухватилась за халат.
— Ум-мол-ляю… Вы же женщина. У вас есть дети?
Она застыла на миг, потом всё же кивнула.
— Согласие подпишу. Что угодно, — я неотрывно смотрела на неё, теряя последние крохи сил, преодолевая слабость и головокружение. — Только… спасите мою дочь! Пожалуйста! Мой ребёнок… Она должна жить! Доктор…
Ткань выскользнула из пальцев, а я рухнула назад, почти проваливаясь в темноту небытия.
— Молю, — упрямо шептала, хоть не была уверена, что меня услышат. — Моя девочка. Спасите моего ребёнка. Пожалуйста…
Последнее, что я видела, — женщина коротко кивнула. Я улыбнулась и закрыла глаза.
Стало легко и свободно.
Я уже не ощущала боли, не чувствовала тела. Всё растворилось. Осталось лишь прошлое. Наше с Лёшей прошлое.
Вот муж впервые опускается на колени, трогает мой живот, прислушивается к шевелению малышки, целует мой выступающий пупок.
И смотрит мне в глаза так долго, так пронзительно. Умоляя простить.
Любимый.
Я тебя прощаю за всё, что ты сделал. С радостью прощаю! Ты спас меня, вырвал из расписанной Чехом и Носовым судьбы, научил любить кого-то больше жизни. И я благодарна тебе.
Жаль, что не могу сказать это лично. Но я спокойна за детей. Ты вырастишь и нашего сына, и малышку. Я буду смотреть на вас оттуда, с небес. Буду радоваться, что вы живы. Буду оберегать и защищать.
Потому что очень сильно вас люблю.
Назови дочку Милой.
Глава 60
Лютый
Женщина пристально посмотрела на Звонарёва и кивнула, подавая сигнал. После чего зажмурилась, будто боялась, что ее начнут бить.
Чех фыркнул и откинулся на спинку сидения. То, чем он меня привязывал к себе, то, чем обманывал столько лет — рассыпалось.