Невольничий караван
Шрифт:
— Ружья у них при себе? — деловито спросил Пфотенхауер.
— Нет, они свалены в кучу возле тюков с поклажей, но ножи и пистолеты торчат у всех разбойников за ремнями. Мы должны не дать им опомниться. Что касается меня, то я буду оглушать своих жертв точным ударом приклада и быстро связывать их по рукам и ногам.
— Ну что ж, это самое умное, что можно предпринять. Особенно это подходит для вас. Нас восемьдесят против сорока? Если мы будем их щадить, то кто-нибудь, чего доброго, и сбежать от нас может. Я скажу моим молодцам, чтобы они
— Да. Я не сомневаюсь, что у нас все получится.
— Но как мы дадим друг другу знать, когда будем готовы к нападению?
— Мы должны выбрать условный сигнал.
— Какой?
— Все равно, какой хотите.
— Голос птицы — это будет самый лучший сигнал! Но только подражать ему надо как следует, чтоб ловцы рабов ни о чем не догадались. Вы, возможно, знаете такой вид аиста — абдим?
— Да.
— Ну-ка, как он зовется по-латыни?
— Sphenorhynchus abdimii.
— Точно! А по-арабски?
— Симбил или симбила.
— А местное название? — не унимался Пфотенхауер.
— Шумбриа.
— Очень хорошо! — похвалил Серый, который даже сейчас не мог упустить возможности поговорить на свою любимую тему. — Этот аист, когда надумает отправляться на боковую, издает этакое резкое щелканье, если ему кто-нибудь мешает, то есть сердится. Слышали такие звуки когда-нибудь?
— Да.
— Но подражать ему, наверное, не умеете?
— Отчего же, умею. Это совсем не трудно.
— Вот и славно! Это и будет нашим знаком. Кто первый управится, кликнет по-аистиному, а уж другой, как будет готов, ему ответит. Ну что, идем?
— Да, только дам указания солдатам.
Шварц объяснил солдатам, как им следует действовать, а затем разбил их на две группы. Тем, кто отправился с ним, выпало более трудное задание: надо было подобраться совсем близко к врагам, причем абсолютно бесшумно, чтобы те до последней секунды ничего не заметили. Как ни старались солдаты двигаться осторожно, то и дело кто-нибудь из них наступал на сухую ветку, и по лесу разносился оглушительный, как казалось Шварцу, треск. К счастью, люди у костра были слишком поглощены своим разговором и не обращали внимания на то, что происходит вокруг них.
Шварц показал каждому из солдат его место, что заняло довольно много времени, а сам устроился прямо позади фельдфебеля, которого он наметил своей первой жертвой. Однако главной фигурой был для него сейчас Бабар, разведчик Абдулмоута. Только от этого доверенного человека Абдулмоута немец мог узнать то, что интересовало его больше всего на свете, и поэтому он ни на миг не выпускал Бабара из поля зрения.
Только что Шварц закончил все приготовления к бою, как со стороны равнины послышалось клекотание аиста. Как раз в это время фельдфебель говорил Бабару:
— Ну вот, я все тебе рассказал. Будь же благоразумен и выбирай, с кем ты хочешь остаться: со мной или Абуль-моутом.
— Конечно, с тобой, —
— Он нам ничего не успеет сделать. Я не боюсь!
— Подумай, ведь нас всего пятьдесят, а он приведет с собой несколько сотен!
— Скоро нас будет гораздо больше, чем пятьдесят. Обстоятельства складываются иначе, чем мы предполагали, и я должен изменить свой план. Мы не можем оставаться здесь дольше и ждать, пока Абуль-моут разыщет нас и уничтожит. Завтра на рассвете доры принесут сюда слоновую кость. Я постараюсь произвести обмен как можно быстрее, а потом мы выступим в Омбулу. Там я разверну знамя бунта, и все люди из селения перейдут ко мне. Тогда нам не страшен будет Абуль-моут. Пусть он приходит, и моя пуля положит конец его господству.
— И начало — твоему! — вставил Бабар.
Однако его пророчеству не суждено было сбыться: в этот самый момент Шварц в ответ на крик аиста подал Серому такой же ответный сигнал, прыгнул вперед и с такой силой хватил фельдфебеля кулаком по виску, что старик замертво рухнул на землю и остался там лежать, не подавая никаких признаков жизни. Следующий удар немца обрушился на Бабара.
Ловцы рабов продолжали неподвижно сидеть у огня, оцепенев от неожиданности и ужаса. Никто из них не попытался сопротивляться даже тогда, когда со всех сторон на них посыпались люди и, ни слова не говоря, стали сбивать их с ног и крепко опутывать веревками. Только под конец схватки те немногие, кто еще не был повержен на землю, принялись вяло отбиваться, но, разумеется, безуспешно.
Подобного боя испокон веков не видывал Судан, жители которого никакой, даже самой пустяковой, работы не могут выполнить, не подбадривая себя громкими криками. Однако на этот раз тишина ночи нарушалась только глухими ударами прикладов и стуком падающих тел. В точности следуя указаниям Шварца, солдаты не издали ни единого звука за все время схватки, которая, правда, продлилась всего несколько минут. Уже через четверть часа после того, как Шварц ответил на условленный сигнал Серого, вся команда фельдфебеля, связанная, лежала возле костра. Большинство мятежников были без сознания, те, кому удалось защитить голову от удара, молили о пощаде.
Вскоре чауш очнулся от своего обморока. Он застонал и хотел дотронуться до того места, куда поразил его железный кулак Шварца, но с удивлением обнаружил, что не может пошевелить рукой. Открыв глаза, он увидел лежавших рядом с ним сообщников, над которыми, опираясь на свои ружья, стояли солдаты Шварца. Затем взгляд его упал на Шварца и Пфотенхауера, а потом…
— Боже всемогущий! — вскричал он, вздрогнув всем телом. — Господи, спаси меня от козней дьявола и всех его чертей! Разве души мертвецов бродят по земле?