Невозможный Кукушкин
Шрифт:
На огромное пустое поле упала темнота — синий с седым отливом сумрак, — первый снежок похрустывал под ногами, одиноко стояли на поле тонкие треножные вышки, связанные друг с другом чёрными нитями проводов, с таинственной белозубой усмешкой поглядывали по сторонам фарфоровые изоляторы, закрученные глубокой спиралью. Тишина была звенящей и грустной, и от всего этого казалось, что где-то неподалёку притаился стеклянный и, возможно, даже чешуйчатый зверь. И по всему этому, через всё поле, серой змеёй пролегла бесконечная и нудная труба. В шумном и светлом
Расстегай Иваныч первым подбежал к трубе, но дотронуться до неё не смог. Вблизи труба оказалась гигантским сооружением высотой в два Того. Того пришёл вторым.
Расстегай Иваныч залаял — обратил внимание, что это он первый открыл эту новую область земли, а Того — второй. Если бы он мог, он назвал бы себя первопроходцем, но, к сожалению, в его языке не было такого слова, поэтому он только лаял и лаял.
Из людей Тагер первым дотронулся до трубы, потом подбежали Андрюшка и Нырненко. Они попробовали обхватить трубу руками и влезть в неё, но не тут-то было — не достать.
— Здоровущая! — уважительно сказал Нырненко и похлопал трубу по бетонной подставке. — Когда-то её не было, и вот она стала.
Андрюшка не выдержал — он всегда не любил пустые разговоры:
— Ну и что из того, что она стала! А где Славка? Зачем он сюда притащился, если он сюда действительно притащился? Какая-то примитивная труба!
— Расстегай Иваныч, след! — скомандовал Тагер. — Того, помогай. Вдвоём веселее. А ты, Андрей, помолчи. Светлана Леонидовна, Оля, может, назад вернётесь? Я могу вызвать машину.
— Вы плохого о нас мнения, — сказала Светлана Леонидовна. — Мы не остановимся на полпути.
Собаки побежали куда-то вбок. Тагер и остальные последовали за ними. Идти было тяжело, поэтому Тагер вёл Олю за руку, а Светлана Леонидовна от его руки отказалась.
— Я вам не маленькая, — сказала она.
Андрюшка и Юрка побежали за собаками. Некоторое время их не было видно и слышно, а потом раздался их общий торжествующий крик:
Нашёл!
Тагер без разрешения схватил Светлану Леонидовну за руку и потащил её вместе с Перепёлкиной в направлении крика.
Мальчишки ошарашенно стояли у колена трубы, серебристый стык в этом месте был нарушен: одна из труб выдвигалась вперёд и наискосок подходила к земле, образуя тёмную страшную пещеру.
Перед самым входом в трубу лежал на позёмке рюкзак, только что, на их глазах, выволоченный из трубы Расстегаем Иванычем.
Теперь Расстегай Иваныч безуспешно пытался вскарабкаться на рюкзак — на эту неприступную для него гору, чтобы оттуда оглядеть всю окрестность как победитель. Нырненко попробовал помочь ему и слегка подтолкнул его кверху, на это Расстегай Иваныч свирепо огрызнулся как уважающий себя пёс.
С трудом и всё-таки не без Юркиной помощи он взобрался на рюкзак, немного полежал там, потом приподнялся,
Но Расстегай Иваныч не показал своей слабости и всеми четырьмя лапками принялся отбивать дробь на рюкзаке — на этом тупом барабане.
— Молодчага, золотой пёс! — похвалил Расстегая Иваныча Тагер и пожал ему лапку.
Того тоже поздравил победителя хриплым лаем и устроился рядом, справедливо полагая, что если Расстегай Иваныч оказался золотым призёром, то он, Того — по меньшей мере серебряный.
Тагер осторожно снял Расстегая Иваныча и заглянул в рюкзак. Все столпились вокруг рюкзака, и никто не заметил, как погрустнели у Расстегая Иваныча глаза, сначала левый — золотистый, потом правый — янтарный. Одна лишь Перепёлкина увидела это и подумала: «Что с ним?» — но в суматохе потеряла его из виду.
В рюкзаке была сплошная каша вещей: яичная скорлупа, много-много крошек, нераскрытые банки с консервами и прочее, прочее, прочее. Среди хлама валялась мятая, словно жёваная, тетрадь. Тагер схватил её и, подсвечивая фонариком, прочитал вслух:
— «Дневник научных наблюдений и открытий. Принадлежит Я. Кукушкину. Начат 2 ноября в субботу 19.30.» Однако, — сказал Тагер, — может, вы прочтёте? — обратился он к Светлане Леонидовне. — Всё-таки Кукушкин — ваш ученик. Вам, как говорится, виднее.
И Светлана Леонидовна прочла вслух все записи в Славкином дневнике.
— Да! — сказала Светлана Леонидовна просто так, сама себе.
Андрюшка буркнул ей в ответ:
— Ну да?
А Нырненко как будто всё подытожил:
— Вот это да!
Перепёлкина молчала. В испуге она смотрела во все глаза на Расстегая Иваныча, который тихо качался на лапках и вдруг повалился набок.
Перепёлкина подхватила его на руки, но глаза у Расстегая Иваныча уже закатились прощальными звёздочками. В них мелькнул далёкий отблеск какого-то удивительного, не нашего огня. И вместо Расстегая Иваныча в руках у неё оказалась только быстро остывающая меховая шкурка, а потом и она исчезла. Расстегая Иваныча не стало.
— Он умер! — заплакала Перепёлкина.
— Без паники! — резко повернулся к ней Тагер, думая, что девочка преждевременно оплакивает Кукушкина.
— Расстегай Иваныч исчез! — закричала Перепёлкина и поднесла к глазам пустые руки, на которых минуту назад сидел Расстегай Иваныч.
— Ну и дела… как хозяйке объясню? — только и нашёл что сказать Тагер, вздрогнув, но быстро взял себя в руки. — Что бы ни случилось, сначала — Кукушкин. Эй, Того, хватит спать. Вперёд по следу!
Того с опозданием завыл печальную песнь, оплакивая Расстегая Иваныча, потом понял, что он — Того! — теперь стал золотым призёром, и нельзя ударить лицом в грязь.